size="3">Что с нами
происходит, если мы участвуем истинно и по-христиански в совершении Пасхи Господней?
Происходит то, о чем сейчас все слышали (но может быть, кто-то не понял, поэтому
я повторю) в паримии из пророка Иезекииля, где рассказывается о таком видении,
когда Дух Господень вывел его на некое поле, которое все было усыпано мертвыми
костями. И Дух ему велит изречь пророчество на эти кости и говорит, что эти
кости — весь дом Израилев, т.е. весь народ Божий, который в виде мертвых костей
только лежит. Пророчество о том, что эти кости воскреснут. И пророк Иезекииль
говорит это пророчество, и действительно он видит, что кости потихоньку обрастают
сухожилиями, собираются одна к другой, и уже лежат настоящие человеческие тела,
но эти тела бездыханные. И тогда Господь говорит, что "прорцы о Дусе (т.е.
о Духе)", чтобы дух пришел в эти тела. И дух приходит в эти тела, и тогда
действительно они воскресают. Это вот то, о чем мы сейчас слышали пророчество
Иезекиилево. Потому что Пасха и воскресение Христово — оно для того и нужно,
чтоб потом воскресли все, чтобы потом воскресли все мы.
И как это
происходит с нами, что мы действительно воскресаем? Сначала мы должны присоединиться
к народу Божиему — т.е. придти в истинную Церковь Христову, не к еретикам каким-нибудь,
не в Московскую патриархию, а именно в истинную Церковь, которая хранит веру
тех еще праведных людей, Моисея, которые вышли из Египта, которые были во времена
Христа, которые были потом и оставили нам эти песнопения, т.е. веру всех святых
отцов и Нового Завета, и Ветхого Завета. Вот в эту Церковь надо придти. Если
мы придем в эту Церковь, то наши мертвые кости получат плоть — и именно Плоть
Христову, а не какую-нибудь. Потому что именно Плоть Христову получаем мы в
том таинстве, Таинстве Евхаристии, в котором мы делаемся Церковью. Но получив
Тело Христово и став, вроде бы, членами Церкви, мы на самом деле остаемся мертвыми
телами, хотя мы уже и в Церкви. Потому что этого мало. Нужно, чтобы в нас пришел
Дух. А иными словами нужно, чтобы наш собственный дух изменился. И это невозможно
иначе, как через крест. И вот почему суббота так связана с пятницей, а воскресенье — с субботой и тоже, значит, с пятницей.
И что значит
Крест? Мы привыкли и мы даже в этом не ошибаемся (это на самом деле так), думать,
что Церковь — это место, где мы отдыхаем от наших каких-то скорбей, где мы получаем
какое-то утешение. Потому что действительно, если нам нужно какое-то утешение,
мы, конечно, должны приходить в церковь; если мы приходим, мы правильно делаем,
и конечно, мы его получаем. И конечно, это никакое не греховное утешение, а
самое что ни на есть нужное и правильное, т.е. от Бога. Но мы должны помнить,
что не в этом цель нашего пребывания в Церкви, и цель утешений, которые нам
Господь посылает, не в том, чтобы нас утешить. А просто это до какой-то степени
нужно, потому что если совсем мы будем без утешения, то мы просто сразу умрем,
и вся наша духовная жизнь прекратится, не начавшись. А это не входит в планы
Божии относительно нас. А Он строит о нас так же планы, как всякий родитель
о своих детях. Т.е. сначала как-то утешает, что-то делает вместо них, а потом
постепенно, постепенно обучает все делать самим. И как Господь, мы видим, со
Своими учениками обращался? Он говорит, что "вы сейчас не можете пить чашу,
которую Я пью, и креститься тем крещением, которым Я крещусь", — т.е. Он
их просто не допускает до этого; а потом говорит им, что вы можете, и вы все
это будете делать — и креститься этим крещением, и пить эту чашу. И мы знаем,
какую жизнь вели апостолы, и как они тоже повторили мученическую кончину. Однако,
не все сразу. И сначала были горести, но поменьше, и утешения, но побольше;
а чем дальше, тем меньше человек нуждается в утешениях и тем больше он постоянно,
если можно так сказать, оказывается утешенным изнутри.
И вот, тогда
постепенно все больше и больше приоткрывается истинный смысл христианства, который
коротко называется одним словом: крест, — а более пространно если сказать, то
это постоянная внутренняя война. Отчасти это война и внешняя, когда мы подвергаемся
каким-то внешним опасностям. Конечно, это тоже полезно для нас, потому что побуждает
нас надеяться на Бога, молиться; но конечно, это далеко не самая серьезная и
самая глубокая опасность, которая нас подстерегает. Потом мы видим, может быть,
опасность с нашими ближними, у которых не физическая жизнь находится в опасности,
а они находятся в опасности именно каких-то падений. Это все уже гораздо серьезней
и гораздо больше требует от нас, чтобы мы молились. Потому что если кто-то из
наших ближних умрет, то это, конечно, нам самим жалко, но вообще-то все мы умрем,
и все они умрут, и это далеко не худшее, что может случиться с ними. А вот если
они впадут в грех и не покаются, это гораздо хуже. Но и такая опасность для
нас — внешняя. А наиболее внутренняя опасность — это наше собственное увлечение
в грехи, к которому мы менее всего чувствительны. И это та опасность, о которой
мы меньше всего склонны думать. Но она-то и есть самая главная. Если бывает — а это бывает постоянно, — что мы не можем помочь нашим ближним, что мы не
можем их уберечь от каких-то грехопадений (хотя вроде бы они нас как-то могут
и послушаться, или это вообще наши дети или какие-то ближайшие родственники),
или наше свидетельство о православии для них оказывается неубедительным, то
виноваты, конечно, не они, а мы. А мы виноваты потому, что мы сами живем совершенно
как безбожники, потому что мы не хотим думать о своих грехах. А как о них хотя
бы думать? А о них думать тяжело. Потому что если мы начинаем о них думать,
и особенно если мы уже больше одного года провели в Церкви, и уже праздники
церковные нам знакомы, и какие-то правила церковной жизни нам тоже знакомы,
мы уже не тратим время и душевные силы на их усвоение, а мы оказываемся нос
к носу с собственной своей душой, — мы видим, что мы никуда не сдвигаемся, что,
наоборот, многие вещи, которых мы не замечали, у нас открываются, т.е. грехов
становится как будто бы даже и больше. Кроме того, для нас, как людей церковных,
оказывается грехом то, что для кого-то и не грех, — например, если бы мы сегодня
были бы не в церкви без уважительной причины, т.е. физической невозможности,
то это был бы грех; а если бы мы были неверующими, то это и не был бы грех,
потому что — что нам делать в церкви, если мы неверующие. И вот так оказывается
еще все только хуже, и все это, конечно, тяжело, если от этого не отвлекаться.
Но если отвлекаться, будет и еще хуже. Поэтому отвлекаться нельзя. А терпеть
тяжело. Это такой внутренний крест, который должен быть постоянно.
А что с этим
делать и как его нести? Вообще-то нам его самим не вынести. Потому нести его
надо не на своих плечах, а надо — "возверзи печаль на Господа", как
говорится в Библии, т.е. надо молиться, надо все время иметь про себя внутреннюю
молитву: "Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго!"
или хотя бы "Господи, помилуй!" А если уж совсем никак, то хотя бы
все равно мысленно как-то обращаться к Богу, как бы смотреть на Него взором
души и никогда не отвращаться. Потому что тогда мы можем знать, что какими бы
грешными мы ни были, сколько бы безнадежными мы ни были, но Он может воскресить
нашу душу, Он действительно даст нам Своего Духа, Который единственно и может
наши мертвые тела сделать живыми и действительно сделать нас участниками воскресения
и Царствия Небесного, к которому мы все и стремимся. Аминь.
Обсудить
можно
|