Вышеизложенные условия дают нам основание принять
для персидского войска в 490 г. приблизительно такую же численность, как и для афинского, —
пожалуй, даже несколько меньшую, а именно от 4 000 до 6 000 воинов, в том числе от 500 до 800 всадников. Наряду с
этим у персов так же, как и у греков, было большое число невооруженных. Это определение может показаться
произвольным; но нужно уяснить себе, что размеры одного войска всегда дают возможность делать
известные выводы о размерах другого войска, если имеется представление о качестве воинов
обеих сторон; ход событий доставит нам в дальнейшем еще больше данных для суждения. Персидское войско
переплыло на большом флоте через Эгейское море, захватило и разрушило городок Эретрию на Эвбее
и направилось затем к Аттике. У афинян еще не было флота, равного персидскому, следовательно, они
могли встретить нападение лишь на суше.
Задачей персидских полководцев, Датиса и Артаферна, было прежде всего высадить войска
на каком-либо участке афинского побережья и затем, напав на город Афины, захватить его; если же
афинское войско покажется в открытом поле, то необходимо было сперва разбить его и прогнать.
По указаниям Гиппия, прежнего афинского тирана, изгнанного за двадцать лет до того,
персы избрали для высадки Марафонскую равнину. Она находилась на расстоянии примерно 4
миль от Афин и совершенно не охранялась, так как афиняне не могли знать, что персы произведут
высадку. Если афинское войско и было уже собрано, то оно во всяком случае стояло в самих Афинах. Даже в
том случае, если бы у афинян была очень тщательно организована дозорная служба и о высадке
неприятеля было дано знать в город немедленно, как она только началась, то и тогда должно было бы
пройти не меньше 8 часов, пока их войско добралось до Марафона и приготовилось к нападению. За это
время и персидское войско вполне могло прийти в боевую готовность. Кроме того, Марафонская равнина
была со всех сторон окружена горами и малодоступна: персы легко могли занять все проходы, послав туда
первых же высаженных на берег стрелков, и этим еще больше задержать вступление афинян в равнину.
В Афинах колебались, дать ли неприятелю открытое сражение или же допустить до осады
города. Мнение большинства, что можно отважиться на сражение, одержало верх. Послали в Спарту
просьбу о присылке вспомогательного отряда.
Верховное командование было доверено Мильтиаду, человеку из богатого
рода эвпатридов, который, подобно венецианским нобилям XIV и XV вв., будучи афинским гражданином,
владел княжеством вне своей родины, в стране варваров, во фракийском Херсонесе, и там близко
познакомился с персами. Он был даже подданным персидского царя и должен был бежать от него в Афины.
Мы знаем, в чем заключалось превосходство персов. Дойди дело до сражения в открытом
поле, персидские всадники, будучи поставлены на флангах, несомненно, атаковали бы афинскую фалангу с
обоих флангов, в то время как лучники осыпали бы ее фронт стрелами. Лишенная возможности
из-за удара во фланги повести организованную атаку на стрелков, фаланга почти без боя стала бы
жертвой комбинированных действий персов. Задача афинских полководцев заключалась именно в
том, чтобы выровнять эту тактическую слабость односторонней афинской военной
силы. Если изучить топографию Марафона и сравнить результаты изучения с дошедшими до нас
сообщениями, то можно с уверенностью сказать, каким образом Мильтиаду удалось
разрешить эту задачу.
Корнелий Непот, черпавший свои сведения из Эфора, сообщает нам в жизнеописании
Мильтиада, что афиняне расположились у подножия горы, на тесном пространстве, где они
свалили деревья, чтобы стволы, так же как и скалы, служили им прикрытием против неприятельской конницы.
Это описание настолько соответствует обстановке, что нам следовало бы
предположить нечто подобное, если бы даже до нас и не дошло определенного предания. Даже место
на небольшой Марафонской равнине, ближе всего отвечающее сообщению Непота—Эфора, легко найти на
специальной карте наметанному глазу военного историка: это вход в небольшую боковую долину, ныне
называемую Франа. Эта долина в 150 м от входа имеет около 1 000 м ширины. Пространство это слишком широко
для гоплитской фаланги в 6 000 бойцов, но оно было сужено засекой. Доступная для пехоты тропинка
ведет из Афин через горы прямо в эту долину.
На главной дороге — единственной, ведущей в Марафонскую равнину, — Франская
долина дает хорошую позицию для флангов, так что неприятельское войско не может двинуться на Афины,
не выбив предварительно афинское войско из Франской долины.
Геродот рассказывает нам, что афиняне бросились на врага с разбега в 8 стадий (4 800 футов, что
составляет 1 500 м). Подобный бег физически невозможен: большой отряд бойцов в тяжелом вооружении
может пробежать скорым шагом максимально 400—500 футов (120—150 м), не выбившись окончательно из сил и не
нарушив своего порядка. Отдельные искусные бегуны, а также дикари могут пробежать очень большое
расстояние даже при тяжелой нагрузке; но афиняне, сражавшиеся при Марафоне, не были уже
первобытным народом, а представляли собой попросту гражданско-крестьянское ополчение.
По прусскому воинскому уставу бег с полной укладкой не должен продолжаться
больше 2 минут, что соответствует расстоянию от 330 до 350 м. А ведь афинское войско состояло не из
кадров, прошедших военную муштру, и даже не из юношей, занимавшихся гимнастикой, а из набранных в
массовом порядке горожан, крестьян, рыбаков, угольщиков, в возрасте до 45 или 50 лет; притом сомкнутая масса
значительно тяжеловеснее в беге, нежели отдельные бегуны.
Когда какой-либо новейший историк говорит, что афиняне пробежали «по преданию» 8
стадий, то это звучит совершенно так же, как если бы он повторил вслед за древним рассказчиком, что
они «по преданию» сделали в один день 60 миль (420 км). Если же кто-либо думает, что огромный воинственный
подъем делает возможным совершенно иное напряжение нервов и мускулов, чем ежедневные упражнения на
плацпараде, то это, конечно, верно, но все же это не может сделать возможным бег фаланги на
протяжении полутора километров.
Одно сражение из новейшей военной истории дает нам очень показательный пример. Во
время датской войны 1864 г. высланный далеко вперед прусский отряд, под командованием полковника фон
Шлюттербаха, подвергся при Люндби в Ютландии нападению более многочисленной датской пехоты (3
июля). Пруссаки заняли оборонительную позицию. Когда их отделяло от противника 400 шагов,
датчане с громкими криками «ура» пошли скорым шагом, «но, — говорит дальше рассказчика — пройти 400
шагов скорым шагом, непроизвольно переходившим в полный бег, для войсковой части совершенно
невозможно, если ей предстоит рукопашный бой с неприятелем. Не хватает дыхания, а потому, пробежав
100 шагов, рота должна остановиться. Пока же она снова будет в состоянии двинуться, ей придется пережить
несколько очень тяжелых минут».
«Баснословный бег, — заявляет один филолог, — не мог быть никому в тягость: Артемида
дала им силу для бега с криком и в благодарность получила жертвенную козу»; так этот филолог
предостерегает тех, кто в неразумии или по маловерию стал бы отрицать, что, вопреки суетному людскому
суждению, простая вера в бога и собственная доблесть дали афинянам победу. И это миросозерцание имеет
свои права: в Средневековье, в описаниях жизни святых и крестовых походов, весь мир, а равно и войны
были полны чудес, люди же вообще неохотно отказываются от романтики исторического предания. Но тот, кто
хочет критически исследовать историю военного искусства, тот может лично для себя молить о
помощи святого Георгия или, если ему угодно, Артемиду и Аполлона, но из своего исторического
исследования он должен решительно их изгнать.
Пресловутый бег является решающим моментом для исторического понимания сражения,
положившего основу греческой свободе, а с ней и всей современной культуре. Эти 8 стадий должны с
неизбежной последовательностью определить сперва место сражения, а затем ее тактическое развитие и
причины победы и поражения. Поэтому мы должны считать за счастье, что здесь мы имеем такой исходный
момент, простое и объективное исследование которого может дать нам полную уверенность, не
зависящую ни от каких сомнительных свидетельств и недостоверных рассказов. Объективное
исследование прежде всего показывает, что ни греческая фаланга, ни другой какой-либо
построенный шеренгами боевой порядок никогда не пробегали, да и не могли, бы пробежать полутора километров.
Показание Геродота покоится на каком-либо недоразумении, но это недоразумение не остается даже
загадкой для нас, мы очень скоро получим его разъяснение.
Посреди Марафонской равнины возвышается искусственный холм, который, как подтвердили
новейшие раскопки, является могилой павших при Марафоне афинян. Фукидид (II, 34) ясно говорит, что
афиняне обычно хоронили своих павших бойцов дома, но павшие при Марафоне, в виде особой чести, были
погребены на поле сражения. Нет никакого сомнения в том, что сам Геродот стоял на этом кургане,
вышиной примерно в 12 м, или у его подножия и оттуда обозревал поле, где произошло сражение.
На расстоянии ровно 8 стадий от кургана, в кольце окружающих Марафонскую равнину гор, видна Франская долина.
Трудно приписать простой случайности тот факт, что упоминаемые в рассказе Геродота 8 стадий в действительности имеются
в данной местности. Афиняне стояли во Франской долине, а в 8 стадиях от нее стоит курган над прахом их
павших бойцов, и как раз 8 стадий они, по словам Геродота, пробежали навстречу врагу, т. е. на такое
расстояние протянулся бой. Афиняне не понесли своих убитых назад — на то место, где произошло первое
столкнование с врагом, а отнесли их вперед — туда, где лежал последний из павших воинов, туда, докуда дошло
преследование и где была завершена победа. Здесь, посреди равнины, на видном со всех сторон месте, они
воздвигли высокий могильный холм. Отсюда же и Геродот обозревал местность и слушал описание
сражения: до этого места, на расстоянии 8 стадий от долины, афиняне мчались, как он понимал, на
врага в атаку, но в действительности сражаясь с врагом, преследуя врага.
Геродот рассказывает нам дальше, что афиняне и персы стояли друг против друга трое
суток, прежде чем дело дошло до боя. Афиняне, сообщившие ему об этом, не могли указать ему причину этого
промедления, не зная ее или, вернее, слишком хорошо ее зная. Мильтиаду фактически не принадлежало
верховное командование; во главе войска стояли 10 стратегов совместно, и по закону командование
переходило поочередно от одного к другому на один день. Они же договорились между собой
добровольно передать командование Мильтиаду. Тем не менее последний, желая возможно полнее связать
честь победы со своим именем, откладывал сражение до того дня, когда верховное командование
принадлежало ему также и по закону.
Здесь мы опять узнаем психологическую черту, с которой нам все чаще придется встречаться
по мере дальнейшего развития этого военно-исторического исследования. Объективные мотивы слишком тонки
для легенды, слишком мало понятны, слишком будничны, и вот она заменяет их личными. Нам же
нетрудно разгадать объективную конъюнктуру. Из легенды мы должны принять на веру то, что не было
смысла измышлять, а именно, что оба войска несколько дней стояли друг против друга, не завязывая
сражения. Афиняне ничего при этом не теряли; в родной стране они не испытывали, конечно,
продовольственных затруднений, но повышали боевой дух своих бойцов, указывая, что персы не смеют на них
напасть; наконец, они ждали подкрепления от спартанцев. Совершенно невозможно, чтобы
Мильтиад, не дожидаясь прихода спартанцев, без всякого повода приказал бы начать сражение.
Следовательно, нападение вообще могло исходить не от афинян, а от персов.
Теперь, мне кажется, картина сражения вполне ясна. Как только пришло известие о том, что
персы высадились на Марафонской равнине, Мильтиад выступил в поход и привел афинское войско во
Франскую долину, имевшую непосредственное сообщение с городом через горы. Здесь, во
Франской долине, недалеко от ее выхода, где горы еще давали обоим флангам прикрытие, которое было еще
усилено порубкой деревьев, он выстроил свое войско так или велел ему стать лагерем таким образом,
чтобы при первом известии о приближении врага оно могло выстроиться в боевой порядок. Ввиду
того, что долина, несмотря на искусственную преграду, все еще оставалась слишком широкой,
Мильтиад не имел возможности дать своей фаланге желательную глубину, и вот он ослабил центр и укрепил оба
фланга, чтобы они могли даже, выйдя из-за закрытия, оказать должное сопротивление персидской коннице в
случае фланговой атаки.
Наиболее ловких и храбрых из легковооруженных послали, вероятно, в горы налево и
направо, чтобы они затрудняли подступ, осыпая неприятеля сверху стрелами, камнями и дротиками.
Возвышенности, служившие прикрытием левому флангу, имеют пологие скаты, в чем я убедился,
посетив эту местность в 1911 г., но они так густо усеяны обломками скал, что безусловно неприступны для
конницы. Обычная дорога из Марафонской равнины в Афины проходит южнее, довольно близко от
берега, вдоль болота, на незначительном расстоянии от линии фронта афинских войск. Персы не
могли выбраться из Марафонской равнины, не выбив предварительно афинян из их позиции. По главной
дороге они пойти не могли, так как афиняне врезались бы с фланга в их походные колонны. Не могли они
также использовать какую-нибудь из тропинок, ведших на север, равно как и боковую долину — Марафонскую; все
это было связано с риском, что, пока одна часть войска застряла бы в горах, другая еще во время марша
подверглась бы нападению -со стороны афинян.
Марафонская долина к тому же была, вероятно, в каком-либо узком своем месте преграждена
афинянами для того, чтобы персы не зашли к ним оттуда во Франскую долину с тыла. У персов,
следовательно, был только очень ограниченный выбор: или дать неприятелю сражение на этом
избранном ими самими месте, или же снова сесть на корабли и попытаться сделать высадку в другом месте. Но и
это последнее было весьма опасно. Афиняне находились так близко, что могли напасть на персов во время
посадки на корабли, а если бы даже и удалось благополучно высадиться в другом месте, то где была гарантия,
что афиняне в этой столь пересеченной местности не нашли бы такой же выгодной позиции, какую
давала им Франская долина? Персидские полководцы должны были находиться в большом сомнении (ибо,
по-видимому, верно, что они раздумывали несколько дней); между ними даже могли возникнуть крупные
раздоры в вопросе о том, как поступить.
В конце концов взяло верх решение атаковать афинян в их крепкой позиции, не дожидаясь, по
крайней мере, прихода спартанцев.
Их решение было бы диаметрально противоположным, если бы персы, как обычно принято
считать, значительно превосходили греков численностью. Будь это так, они разделили бы свое войско,
причем одной половиной удерживали бы греческое войско во Франской долине, а другой под прикрытием
первой обошли бы афинян сухим путем или морем и при помощи того или другого маневра заставили бы их
оставить позицию. При слишком выгодном расположении неприятельских войск эта мера
напрашивается сама собой, и если персы ее не применили, то из самого этого отрицательного факта можно
сделать обратное заключение, что для этой меры у них не хватило сил. Наше прежнее мнение об отсутствии
значительного численного перевеса у персов, обоснованное общими условиями, подтверждается теперь
самим ходом событий. Против превосходных неприятельских сил позиция афинян во Франской долине
оказалась бы недействительной; численность войска и его расположение находятся всегда в
известном соответствии. Персы схватили быка за рога, потому что у них не было другого выхода. До тех
пор еще не бывало, чтобы греки выдержали натиск персидских воинов. Поэтому можно было идти на риск.
Мильтиад подпустил неприятеля к своей оборонительной позиции, и в то мгновение, когда
дождь стрел стал ощутителен, т. е. на расстоянии 100—150 шагов, вся гоплитская фаланга снялась с места
и скорым шагом ринулась на врага. Бег имел двоякую цель: увеличить морально и физически силу натиска и
уйти из-под стрел. Естественно, что слабый центр при отсутствии достаточного давления из задних
рядов заколебался под дождем персидских стрел и подался назад, но обе более глубокие фланговые
колонны продолжали бег и очутились перед неприятелем, прежде чем персидской коннице удалось их
остановить фланговой атакой. Вероятно, служившие афинянам обеспечением естественные
препятствия с правой и левой сторон простирались настолько далеко вперед, что по открытой равнине
афинянам пришлось пройти лишь совсем небольшое пространство.
Быстрота атаки и глубина построения дополнили то, что могло недоставать в отношении
естественного прикрытия флангов, и как только афинские гоплиты вплотную подошли к персидским
стрелкам, последние с их гораздо менее значительным предохранительным вооружением
могли считать себя погибшими. Конечно, они как храбрые воины могли еще некоторое время
защищаться, но долго они не могли противостоять яростной силе этого натиска.
Точно так же и победившие сначала в центре стрелки, стиснутые теперь с обеих
сторон, оказались бессильны что-либо предпринять, а когда они повернули вспять, когда поток
общего бегства хлынул в равнину, тогда и конница даже здесь, на открытой местности, уже не могла
ввязаться в бой. Будь то сомкнутые, хорошо дисциплинированные эскадроны с твердым командованием,
пожалуй, можно было бы представить себе, что даже и в тот момент еще не поздно было энергичным
вмешательством остановить бегство, но продолжение этой книги покажет, — в частности описание боев Карла
Смелого против швейцарцев, — что всадники рыцарского типа, какими были персы, не в состоянии сделать
это. Кто слишком долго задержался, того ждала верная гибель.
Все спешили к кораблям. Так как северная часть бухты, где, несомненно, стояли
персидские суда, лежала не больше как в полумиле (3,5 км) от места сражения, то всей массе персов
действительно удалось снова погрузиться на суда. Преследование, как мы должны понимать Геродота,
зашло на 8 стадий от Франской долины, т. е. на 1/5 мили (около 1400 м) до Сороса. Затем Мильтиад снова собрал
свое войско и повел его на персидские корабли. Дальше мы слышим о бое у кораблей. Между двумя
актами сражения должен был быть некоторый перерыв, во время которого персы взошли на свои суда
и отчалили, так как грекам удалось захватить в добычу лишь 7 триер.
Нам не сообщается о многочисленных пленниках или лошадях, попавших в руки
победителям. Если бы афиняне без всякой задержки преследовали персов до их кораблей, то добыча
была бы значительно больше. Но вновь собрать войска и увлечь их в такое непосредственное
преследование после победы вообще исключительно трудно. Блестящим свидетельством личной силы и
влияния Мильтиада является тот факт, что он вообще довел дело до второго сражения у кораблей.
Афиняне потеряли 192 чел. убитыми, к которым надо соответственно прибавить еще много сот раненых,
так как персидские стрелы редко сражали насмерть хорошо защищенных доспехами афинских гоплитов.
Потери афинян убитыми и ранеными, как принято считать ныне, могли составить около 1 000 чел. — верное
доказательство того, что сражение при Марафоне было не простой стычкой, а весьма энергично
проведенным боем.
О персидских потерях нам ничего достоверно не известно. На заре мировой военной истории
фигура полководца Мильтиада представляется поистине величественной. Совершеннейшая и
редчайшая форма ведения боя, какая только создана военным искусством вплоть до наших дней, —
оборонительно-наступательная тактика, — встает здесь перед нами в четких линиях классического
произведения искусства при первом же крупном военном событии, с которым нам пришлось столкнуться.
Какая нужна была проницательность при выборе поля сражения, какая выдержка при
ожидании неприятельской атаки, какая власть над массами, над самонадеянным демократическим
гражданским ополчением, чтобы удержать его на выбранной позиции и затем в решительный момент повести
бурным натиском в бой. Не слишком смело будет с нашей стороны представить себе, как Мильтиад
держал речь к своим согражданам, указывая, что окружающие горы будут им служить обеспечением от
неприятельской конницы, и призывая их выдерживать персидские стрелы до тех пор, пока он не подаст им знак.
Как он затем на коне стоял посреди фаланги под устремленными на него со всех сторон взглядами, выбирая
мгновение, когда он должен поднять копье и произнести слово команды, которое зычный трубный сигнал
распространяет далеко по рядам. Все построено на точном выборе этого мгновения, ни на одну минуту раньше,
— иначе афиняне запыхавшись и в беспорядке подойдут к врагу; ни на одну минуту позже, — иначе слишком
многие из них будут сражены неприятельскими стрелами, а многочисленные падающие и
отступающие затормозят и сломят силу натиска, который должен лавиной обрушиться на врага, чтобы
дать победу. Нам еще предстоит рассказать о многом, что может с этим сравниться, но не о более великом.
