Военное дело Древней Греции

Анабасис. Греческая история / Ксенофонт. - М., 2003. - 641с.

"Греческая история". Книги: [I], [II], [III], [IV], [V], [VI], [VII]. [Приложение].

Ксенофонт

Греческая история

Перевод С.Я.Лурье

Книга вторая

Войско, находившееся на Хиосе под командой Этеоника[1], пока было лето - кормилось плодами земли, в изобилии произрастающими в это время года, а также нанималось за плату на полевые работы. Но наступила зима, и солдаты ли- шились всего этого. Голодные, неодетые и необутые, они устроили заговор и условились совершить нападение на Хиос[2].	1	1
Решено было, что примкнувшие к этому заговору будут носить тростниковую палочку, чтобы заговорщики могли узнать друг друга. Проведав об этом заговоре, Этеоник ока- зался в крайне затруднительном положении вследствие мно- гочисленности заговорщиков. Он считал неуместным от- крыто выступить против заговорщиков, опасаясь, что они окажут вооруженное сопротивление, захватят город и, став врагами командованию, сведут на нет все одержанные успе- хи. Но даже и своевременное усмирение мятежа связано было с невыгодными последствиями: Этеонику казалось ужасным погубить большое количество лакедемонских со- юзников, так как это могло послужить причиной распрост- ранения по Греции дурных слухов о лакедемонянах и вы- звать недовольство в остальных частях войска. При таком положении дел Этеоник, взяв с собой отряд из пятидесяти человек, вооруженных короткими кинжалами, отправился к городу и, встретив выходящего из лечебницы[3] человека, страдающего глазами и опиравшегося на тростниковую па- лочку, убил его. Это вызвало смятение, и многие спрашива- ли, за что погиб этот человек. Этеоник велел объявить, что он погиб за то, что носил тростниковую палочку. Вследствие этого все, носившие такие палочки, выбросили их, так как каждый, услышав о происшедшем, боялся, чтобы не замети- ли, что и он носит тростинку. После этого Этеоник, созвав хиосцев, приказал им собрать деньги, для того чтобы моря- ки получили жалованье и не замышляли мятежа. Деньги были собраны. Вместе с тем он дал сигнал морякам занять свои места на кораблях и, обойдя по очереди все корабли, в длинных речах ободрял и увещевал матросов, как будто ни- чего не зная о происшедшем, и дал каждому жалованье за месяц. После этого хиосцы и прочие союзники, собравшись в Хиосе на совещание о текущих делах, решили отправить в Лакедемон послов, которые рассказали бы о происшедшем и попросили бы прислать для управления флотом Лисандра[4], которому его прежнее управление флотом доставило блестя- щую репутацию у созников после того, как он победил в морской битве при Нотии[5].	2 3 4 5 6
Послы отправились в Лакедемон вместе с послами от Кира, имевшими инструкции такого же содержания. Но ла- кедемоняне послали к ним Лисандра в качестве эпистолея[6], а навархом послали Арака, так как по их закону одно и то же лицо не может занимать дважды должности наварха. Одна- ко (действительная) команда[7] над кораблями была вверена Лисандру. [Прошло уже двадцать пять лет с начала войны.][8]	7
[В том же году Кир убил Автобесака и Митрея, сыновей сестры Дария, дочери Ксеркса, сына Дариева, за то, что они, встретив его, не выставили рук наружу из кор. Корой назы- вается по-персидски очень длинный рукав, совершенно ли- шающий человека возможности действовать руками. Одна- ко так полагается встречать только царя. Иерамен и его жена[9] жаловались Дарию и говорили, что будет невыносимым, если царь оставит безнаказанным такое высокомерие; царь послал вестников и позвал Кира к себе, ссылаясь на свою болезнь.]	8 9
На следующий'" год [при эфоре[11] Архите, при архонте в Афинах Алексии] Лисандр, прибыв в Эфес, призвал к себе из Хиоса Этеоника с кораблями, собрал все остальные корабли, рассеянные по различным пунктам, привел их в порядок и выстроил новые корабли в Антандре. Затем он пришел к Киру и стал просить денег; но тот ему ответил, что не толь- ко все полученные им от царя деньги истрачены, но и еще очень много его собственных, указав точно, сколько он вы- дал каждому наварху, но все же дал ему деньги. Лисандр, взяв эти деньги, назначил на триэры триэрархов и выдал моря- кам следуемое жалованье. Афинские стратеги на Самосе[12].со своей стороны тоже стали приготовляться к морской войне.	10 11 12 13
После этого Кир призвал к себе Лисандра, так как к нему прибыл вестник от отца, который сообщил ему, что царь лежит больной в Фамнериях, в Мидии, близ отпавших от него Кадусий, на которые он шел походом. Когда же Лисандр явился, Кир сказал ему, чтобы он не вступал в морской бой с афинянами, пока его флот не станет значительно более многочисленным; у царя и у него много денег, так что с де- нежной стороны не будет препятствий к тому, чтобы снаря- дить много новых кораблей. Кир передал в распоряжение Лисандра всю ту дань с городов, которая шла в его личную пользу, и отдал ему весь наличный остаток казны[13]. Затем Кир напомнил ему о той дружбе, которую он питал к лакеде- монянам вообще и к Лисандру в частности, и отправился к отцу.	14
Лисандр, после того как Кир, передав ему все свои дохо- ды, отправился на зов своего больного отца, раздал жалова- нье войску и отплыл в Карию, в Керамический залив. Он пошел приступом на союзный с Афинами город Кедрии и на следующий день овладел им приступом, а жителей обратил в рабство, - жители этого города были полуварвары[14]. От- туда лакедемоняне отплыли в Родос. Афиняне, выступив из Самоса, жестоко опустошали владения царя, собирались идти походом на Хиос и Эфес и готовились к морскому бою. Они выбрали стратегами в дополнение к прежним Менанд- ра, Тидея и Кефисодота. Лисандр поплыл из Родоса вдоль берегов Ионии к Геллеспонту для надзора за подплывающи- ми грузовыми судами[15], а также для борьбы с отложившими- ся городами. Афиняне также выплыли из Хиоса напрямик через открытое море, так как все побережье Малой Азии было в руках врага.	15 16 17 18
Лисандр в это время поплыл из Абидоса вдоль берега в союзный с Афинами Лампсак[16]. С ним вместе прибыли по суше абидосцы и прочие союзники под командой лакедемо- нянина Форака. Лампсак был взят приступом и разграблен солдатами[17]. Это был город, богатый вином, хлебом и прочи- ми припасами. Все свободное население Лисандр отпустил на волю. Афиняне, следуя за ним по пятам, причалили на ста восьмидесяти кораблях к Элеунту на Херсонесе. Здесь во вре- мя завтрака к ним приходит известие о гибели Лампсака. Афиняне тотчас же отплыли в Сест. Оттуда, запасшись хле- бом, немедленно поплыли в Эгоспотамы[18], против Лампсака: Геллеспонт имеет в этом месте около пятнадцати стадий ширины[19]. Там афиняне ужинали. На следующую ночь, на заре, Лисандр дал сигнал солдатам, чтобы они, позавтракав, заняли свои места на кораблях, подготовил все необходимое для морской битвы и, развесив щиты, предохраняющие от неприятельских стрел, приказал, чтобы никто не выходил из строя и не снимался с якоря. Афиняне же с восходом солнца выстроились у гавани в одну линию для морского боя, но, так как Лисандр не вышел им навстречу и был уже поздний час дня, отплыли обратно к Эгоспотамам. Лисандр приказал быстроходнейшим из своих кораблей следовать за афиняна- ми и, заметив, что они будут делать по выходе на берег, от- плыть назад и сообщить ему. В то же время он запретил эки- пажу покидать свои места на судах прежде, чем возвратятся эти корабли. Так он поступал ежедневно в течение четырех дней; афиняне точно так же ежедневно выходили в море в боевом порядке. Алкивиад заметил из своего укрепления[20], что афинская стоянка находится на пустынном морском бе- регу, вдали от городского поселения, и что за припасами им приходится отправляться за пятнадцать стадий от кораблей в Сест, тогда как вражеский флот стоит в гавани, у самого города, и снабжен всем необходимым[21]. Он явился к афин- ским стратегам и сказал им: "Вы выбрали крайне неудачное место для стоянки флота. Настоятельно советую вам пере- править флот в Сест, где вы будете в гавани и близ города. Там вступайте себе в бой, когда захотите". Но стратеги (глав- ным образом Тидей и Менандр) велели ему убираться прочь. "Пока еще, - говорили они, - стратеги мы, а не ты. После этого Алкивиад удалился. Лисандр же, на пятый день после прибытия афинян, приказал разведчикам на посланных им в этот день кораблях, чтобы они, как только заметят, что афиняне вышли из гавани и рассеялись по Херсонесу, воз- вращались назад и, пройдя полпути, подняли щит[22]. Такие экспедиции афиняне совершали регулярно каждый день для покупки хлеба в весьма отдаленных от стоянок местах; они не боялись флота Лисандра, презирая его за то, что он не принимал их вызова на бой. Заметив, что на дозорных ко- раблях щит поднят, Лисандр тотчас же дал сигнал флоту плыть полным ходом[23]. Рядом шел Форак во главе пехотно- го войска. Увидев, что лакедемоняне наступают, Конон дал сигнал экипажу занять места на кораблях и оказать врагу посильное сопротивление. Но матросы разбрелись кто куда; на некоторых кораблях из трех ярусов весел гребцы остались только на двух, на иных на одном, а на иных и вовсе не было гребцов. Лишь триэра Конона и еще семь, бывших под его командой, да "Паралия"[24] вышли в бой с полным числом гребцов; остальные корабли даже не отчалили от берега и были захвачены Лисандром на якорях. Из экипажа большин- ство он захватил в плен[25] в то время, как они были рассеяны по берегу; лишь немногим удалось бежать в крепость[26]. Уз- нав, что афинское дело безвозратно проиграно, Конон обра- тился в бегство на девяти кораблях. Он причалил к Абарнид- скому мысу в Лампсакской области и захватил там большие паруса, оставленные Лисандром. После этого сам он отпра- вился с восемью кораблями к Евагору в Кипр[27], а Паралий- ская триэра поплыла в Афины, чтобы известить о происшед- шем. Лисандр переправил корабли, пленников и добычу в Лампсак. В числе пленных были и стратеги: Финокл, Ади- мант и другие. В тот же день он послал милетского пирата[28] Феопомпа в Лакедемон с вестью о происшедшем; Феопомп на третий день пути прибыл в Лакедемон и принес известие. После этого Лисандр собрал союзников на совещание о судь- бе пленных. На этом совещании против афинян выдвигался ряд обвинений как по поводу тех преступлений, которые они уже совершили, так и по поводу тех, которые они имели в виду совершить в силу решения Народного собрания, поста- новившего, чтобы у всех пленных была отрублена правая рука[29]. Вспоминали и о том, что афиняне, захватив две триэ- ры, коринфскую и андросскую, сбросили в пропасть весь на- ходившийся на них экипаж; эта смерть была делом рук афин- ского стратега Филокла. Было произнесено еще много подоб- ных речей, и, в конце концов, было постановлено казнить из числа пленных всех афинян, кроме Адиманта; он был помило- ван потому, что он один возражал в Народном собрании про- тив постановления об отсечении рук; но некоторые считали действительной причиной этого помилования то, что он именно предал афинские корабли лакедемонянам[30]. Когда Филокла, сбросившего в пропасть андросцев и коринфян, вели на казнь, Лисандр спросил его, какого наказания досто- ин он, положивший начало преступлениям против соплемен- ников-эллинов[31]. После этого Филокл был казнен.	19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
Лисандр, приведя все в порядок в Лампсаке, поплыл на Византий и Калхедон. Эти города открыли ему ворота, с афинским гарнизоном он заключил мирный договор на ус- ловии, чтобы гарнизон удалился из города. Лица же, предав- шие[32] Алкивиаду Византий, бежали сперва в Понт, а затем в Афины и получили право афинского гражданства. Лисандр отослал афинский гарнизон в Афины, дав им гарантию безо- пасности только для следования в этот город[33], а не в какой- либо другой; при этом он рассчитывал на то, что, чем боль- ше соберется народу в самом городе и Пирее, тем скорее на- ступит недостаток в съестных припасах; так же он поступал и со всякими другими афинянами, попадавшимися в его руки. Оставив гармостом Византия и Калхедона лаконца Сфенелая, он сам отплыл в Лампсак и приводил там в бое- вую готовность свои корабли.	1 2	2
"Паралия" прибыла ночью в Пирей и оповестила афинян о постигшем их несчастье. Ужасная весть переходила из уст в уста, и громкий вопль отчаяния распространился через Длинные стены из Пирея в город[34]. Никто не спал в ту ночь; оплакивали не только погибших, но и самих себя; ждали, что от спартанцев придется претерпеть то же, чему подвергли афиняне лакедемонских колонистов мелийцев, когда после осады их город был взят, гистиейцев, скионейцев, тороней- цев, эгинян и многих других греков[35]. На следующий день было созвано Народное собрание, на котором было решено запрудить все гавани Аттики[36], кроме одной, заново отре- монтировать городские стены, расставить гарнизоны и сде- лать все прочие необходимые приготовления для обороны города во время осады.	3 4
В то время как афиняне были заняты этими приготовле- ниями, Лисандр прибыл с двадцатью кораблями из Геллес- понта в Лесбос и привел в порядок государственные дела[37] в ряде городов, в том числе в Митилене. В города Фракийского побережья он послал Этеоника с десятью триэрами, который принудил всю эту область перейти на сторону лакедемонян. И вся остальная Греция тотчас же после морского поражения отпала от афинян, исключая лишь Самос:[38] здесь было устро- ено кровавое избиение аристократов, и городом овладел де- мос. После этого Лисандр послал гонцов к Агису в Декелею и в Лакедемон с извещением, что он возвращается назад с флотом в 200 кораблей. По зову второго лакедемонского царя Павсания вышли в поход лакедемоняне - все поголов- но - и прочие пелопоннесцы, кроме аргивян[39]. Когда все были в сборе, Павсаний отправился с ними к Афинам и рас- положился близ города, в академии[40]. В то же время Ли- сандр, прибыв в Эгину, возвратил город его изгнанным жи- телям, собрав их отовсюду, сколько только он мог[41]. Так же он поступил с мелийцами и другими греками, изгнанными из отечества афинянами. После этого, опустошив Саламин, он причалил к Пирею на 150 кораблях и преградил доступ приплывающим торговым судам[42].	5 6 7 8 9
Осаждаемые и с суши и с моря афиняне оказались в без- выходном положении. У них не было уже ни флота, ни союз- ников, ни провианта, неоткуда было ждать спасения; прихо- дилось, по-видимому, подвергнуться всем тем ужасам, кото- рым они прежде подвергали других греков. Разница была лишь та, что лакедемоняне теперь готовились отомстить афинянам за их прежние преступления, а афиняне обижали жителей мелких городов не отмщения ради, а только из вы- сокомерия: они даже не выставляли никакого другого пред- лога, кроме того, что те были союзниками лакедемонян. Поэтому они даровали полную амнистию[43] всем лишенным прав состояния, но крепились и, несмотря на то что в горо- де множество народа умирало от голода, не вступали в пере- говоры о мире. Но когда запас продуктов совершенно исто- щился, они послали к Агису послов, предлагая ему мир на условии, что они будут союзниками лакедемонян, а за то по- лучат право сохранить невредимыми Длинные стены и Пи- рей[44]. Но Агис сказал, чтобы они отправились в Лакедемон, так как он не имеет полномочий на заключение мира. Послы вернулись в город и известили афинян об ответе царя: тогда афиняне послали их в Лакедемон. В Селласии, городе [вбли- зи] Лаконии[45], их встретили эфоры и, узнав, с какими пред- ложениями они пришли - это были те же условия мира, которые были предложены Агису, - велели им уходить тот- час же назад, и если им нужен мир, то возвращаться не преж- де, чем они не обдумают получше положений вещей. Когда послы вернулись и доложили об этом ответе, афинян охва- тило отчаяние; если не сдаться, всех ожидает порабощение; если же вступить в новые переговоры, то, пока придет новый ответ из Лакедемона, множество народа помрет от голода. Но никому и в голову не приходило согласиться на то, что- бы стены были срыты. Так, Архестрат был заключен в тем- ницу за то, что он предложил в Совете заключить с лакедемо- нянами мир, уступив им во всех их требованиях, называя этот выход наилучшим; а требовали лакедемоняне, чтобы была срыта часть Длинных стен - на десять стадий с каждой стороны. Было принято постановление, воспрещавшее вно- сить предложения такого рода. При таких обстоятельствах Ферамен предложил в Народном собрании, чтобы его отпра- вили послом к Лисандру;[46] там, мол, он разузнает, должно ли служить лакедемонянам снесение стен только средством для обращения афинян в рабство или это им нужно для обеспе- чения их верности лакедемонянам. Его послали, и он пробыл у Лисандра три месяца с лишним, выжидая, пока афиняне из-за недостатка хлеба не дойдут до такого состояния, что готовы будут согласиться на какие угодно условия. Лишь на четвертый месяц он вернулся и доложил в Народном собра- нии, что Лисандр долго медлил с ответом и удерживал его при себе; в конце концов же он сказал, чтобы Ферамен от- правился в Лакедемон, так как сам он якобы не уполномочен дать ему ответ: это право эфоров. После этого он был вы- бран, вместе с еще девятью лицами, полномочным послом в Лакедемон. Лисандр, со своей стороны, послал в Лакедемон афинского изгнанника Аристотеля вместе с несколькими лакедемонянами и поручил им передать эфорам, что при переговорах с Фераменом он заявил, что одни лишь эфоры полномочны в вопросах мира и войны. По прибытии Фера- мена и прочих послов в Селласию им был задан вопрос, по какому делу они пришли. Когда послы ответили, что они прибыли полномочными послами по вопросу о мире, эфо- ры велели позвать их в город. Затем было созвано Народное собрание, на котором особенно горячо возражали против заключения мира коринфяне и фиванцы, а также и многие другие эллины; они требовали совершенного разрушения Афин[47]. Но лакедемоняне категорически отказались стать виновниками порабощения жителей греческого города[48], столь много потрудившегося в эпоху тяжких бедствий[49], ког- да великая опасность угрожала Греции. Они выразили согла- сие на мир при условии снесения Длинных стен и укрепле- ний Пирея, выдачи всех кораблей кроме двенадцати, возвра- щения изгнанников и вступления в число союзников лакеде- монян с подчинением их гегемонии, с обязательством следо- вать за ними повсюду - на суше и на море, - куда они ни поведут, и иметь одни и те же государства союзниками и врагами. Ферамен и сопровождавшие его послы принесли этот ответ в Афины. Когда они вошли в город, их окружила многочисленная толпа; все боялись, что они вернулись с пу- стыми руками, а ждать больше нельзя было, так как очень уж много народу погибло от голода. На следующий день послы доложили об условиях, поставленных лакедемонянами для заключения мира. Говорил от их имени Ферамен; он убеждал повиноваться лакедемонянам и согласиться срыть стены. Кое-кто возражал ему, но огромное большинство ораторов одобряло его мысль, и наконец было постановлено принять мирные условия лакедемонян[50]. После этого и Лисандр вер- нулся в Пирей. Изгнанники были возвращены; стены были срыты при общем ликовании под звуки исполняемого флей- тистами марша; этот день считали началом свободной жиз- ни для греков[51]. Так закончился год, в средине которого Ди- онисий, сын Гермократа, стал сиракузским тираном[52], при- чем карфагеняне сперва потерпели от сиракузян поражение, но затем взяли измором Акрагант, покинутый населявшими его сикелиотами.	10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24
В следующем году[53] [в котором были Олимпийские игры, причем в беге победил фессалиец Крокин, при эфоре Эндии в Спарте, при афинском архонте Пифодоре, которого афи- няне не упоминают в списке архонтов потому, что он был избран при олигархическом строе, но называют этот год го- дом анархии; начался этот олигархический строй таким об- разом] народ постановил избрать тридцать человек для со- ставления свода законов в духе старины;[54] эти законы долж- ны были лечь в основу нового государственного строя[55]. Выбранными оказались следующие лица: Полихар, Критий, Мелобий, Гипполох, Евклид, Гиерон, Мнесилох, Хремон, Ферамен, Аресий, Диокл, Федрий, Херелей, Анетий, Писон, Софокл, Эратосфен, Харикл, Ономакл, Феогнид, Эсхин, Фе- оген, Клеомед, Эрасистрат, Фидон, Драконтид, Евмаф, Ари- стотель, Гиппомах и Мнесифид. После этого Лисандр по- плыл в Самос, а Агис, выведя пехоту из Декелеи, распустил войска по домам.	1 2 3	3
В это же время [приблизительно тогда же, когда случи- лось солнечное затмение][56] Ликофрон Ферский победил в кровопролитном бою ларисейцев и других фессалийцев, противодействовавших его стремлению властвовать над всей Фессалией.	4
В то же время и сиракузский тиран Дионисий был разбит карфагенянами и принужден уступить им Гелу и Камарину. Короткое время спустя и леонтинцы, поселенные в Сираку- зах, отпали от Дионисия и Сиракуз и вернулись в свой город. Дионисий тотчас же отправил также и сиракузских всадни- ков в Катану[57].	5
Самосцы, хотя и были заперты со всех сторон Лисандром, тем не менее сперва не хотели вступать с ним в соглашение, и только тогда, когда Лисандр решил уже пойти на город приступом, они согласились сдаться под условием, чтобы каждый свободный житель мог уйти из города, взяв с собой одну смену платья; все же прочее должно было быть выдано лакедемонянам[58]. На этих условиях Лисандр позволил им уйти. Затем он передал город и все находившееся в нем иму- щество прежним его жителям[59] и, поручив управление горо- да десяти архонтам[60] с гарнизоном[61], распустил союзничес- кий флот по городам. Сам же он во главе лаконских кораб- лей поплыл в Лакедемон и повез туда акротерии[62] взятых в плен кораблей, выданный афинянами пирейский флот, за исключением двенадцати триэр, венки, которыми награжда- ли его лично союзные государства, 470 талантов серебра, оставшиеся не употребленными из податей, переданных ему Киром для расходов по войне, и всю остальную военную добычу[63]. Все это он передал лакедемонянам в конце лета [того самого, в которое исполнилось 28 лет с начала войны, в течение которой эфорами-эпонимами были следующие лица: первым был Энесий, при котором началась война, на пятнадцатом году после заключения тридцатилетнего пере- мирия, последовавшего за взятием Евбеи[64]. Преемниками Энесия были следующие эфоры: Брасид, Исанор, Состратид, Эксарх, Агесистрат, Ангенид, Ономакл, Зевксипп, Питий, Плистол, Клиномах, Иларх, Леонт, Херил, Патесиад, Клеос- фен, Ликарий, Эперат, Ономантий, Алексиппид, Мисголаид, Исий, Арак, Евархипп, Пантакл, Архит и Эндий, при кото- ром Лисандр, выполнив то, о чем мы только что говорили, вернулся на родину].	6 7 8 9 10
Тридцать правителей были избраны тотчас же по срытии Длинных стен и укреплений Пирея. Но, будучи избранными только для составления законов, которыми государство должно было руководствоваться, они все откладывали со- ставление и опубликование свода законов, а пока что назна- чили членов Совета и прочих магистратов по своему усмот- рению[65]. Затем они, первым делом, арестовали и казнили тех, о которых при демократическом строе всем было известно, что они сикофанты[66] и тягостны добрым гражданам[67]. Совет осудил их на смерть с чувством удовлетворения, да и все про- чие граждане ничего не имели против их осуждения, по- скольку они сами не были повинны в том же грехе. Но вско- ре правители стали думать лишь о том, чтоб им можно было распоряжаться всеми государственными делами по своему усмотрению. Для этого они прежде всего послали в Лакеде- мон к Лисандру Эсхина и Аристотеля[68] с просьбой, чтобы он посодействовал присылке в Афины лакедемонского гарни- зона, который должен был оставаться в Афинах, пока прави- тели не устранят дурных людей[69] и не приведут в порядок государственного устройства; они обещали содержать гарни- зон на свой счет. Лисандр исполнил их просьбу и исходатай- ствовал для Афин гарнизон и гармоста Каллибия. Получив гарнизон, правители стали всячески ублажать Каллибия, что- бы и он, со своей стороны, одобрял все их действия, и так как в их распоряжении была часть прибывших с Каллибием сол- дат, то они стали арестовывать кого угодно: не только дур- ных и безнравственных людей, но вообще тех, про которых они полагали, что они наименее склонны терпеливо перено- сить надругательства и что, в случае если бы они попытались противодействовать правителям, к ним бы примкнуло наи- большее число приверженцев. Первое время Критий был единомышленником и другом Ферамена. Когда же первый стал склоняться к тому, чтобы казнить направо и налево, не считаясь с количеством жертв, так как сам он пострадал от афинской демократии, будучи изгнанным, Ферамен. стал противиться: "Нехорошо, - говорил он, - казнить людей, вся вина которых в том, что они пользовались популярнос- тью в толпе, если от них не было никакого вреда добрым гражданам[70]. Ведь и я и ты сам многое говорили и делали только лишь для того, чтобы угодить афинянам"[71]. Критий, который был тогда еще другом Ферамена, возражал ему на это: "Честолюбивые люди должны стараться во что бы то ни стало устранить тех, которые в состоянии им воспрепятство- вать. Ты очень наивен, если полагаешь, что для сохранения власти за нами надо меньше предосторожностей, чем для охранения всякой иной тирании: то, что нас тридцать, а не один, нисколько не меняет дела". Некоторое время спустя, после того как было казнено много людей, часто совершен- но невинных, и повсюду можно было заметить, как сходят- ся граждане и с ужасом спрашивают друг у друга, какие но- вые порядки их ожидают, - Ферамен снова выступил с ре- чью, говоря, что без достаточного количества политических единомышленников никакая олигархия не может долго дер- жаться. При таком положении вещей страх охватил Крития и прочих правителей; особенно же они боялись, чтобы недо- вольные не сплотились вокруг Ферамена. Они сочли себя вынужденными допустить к правлению три тысячи граждан, по составленному ими списку. Но и на это Ферамен возра- зил, что, прежде всего, ему представляется нелепостью то, что они, желая иметь единомышленниками благонамерен- нейших из граждан, отсчитали ровно три тысячи, как будто есть какая-то внутренняя причина, в силу которой добрых граждан должно быть как раз столько, и будто вне списка не может оказаться порядочных людей, а в списке - негодяев. Далее, по его мнению, правители в своих действиях самим себе противоречат: они решили править, опираясь исключи- тельно на силу, а между тем они - слабее тех, кем им придет- ся управлять. Таковы были доводы Ферамена. Между тем правители устроили смотр граждан. Трем тысячам[72] было приказано собраться на агоре, а прочим в другом месте. За- тем им была дана команда выступить в полном вооружении. Когда они расходились по домам, правители послали лакеде- монских солдат и своих приверженцев из числа граждан ото- брать оружие у всех афинян, кроме трех тысяч, попавших в список, снести его на Акрополь и сложить в храм[73]. После этого правители получили возможность делать все, что им угодно, и много афинян пало жертвой их личной вражды; многие также были казнены ради денег[74]. Чтобы раздобыть необходимые средства для уплаты жалованья гарнизону, они постановили, что каждый из правителей может арестовать одного метека[75], убить его и конфисковать его имущество в казну. Они предлагали и Ферамену воспользоваться этим правом, но он возразил им на это: "Не подобает тем, которые именуют себя лучшими гражданами, поступать еще более несправедливо, чем сикофанты. И в самом деле, сикофанты ведь не лишали жизни тех, кого им удавалось обобрать, тогда как мы убиваем людей, ни в чем перед нами не провинив- шихся, только для того, чтобы воспользоваться их имущест- вом. Конечно, это во много раз несправедливее, чем все то, что творили сикофанты". Тогда прочие соправители, видя, что он является помехой во всех их предприятиях и не дает им управлять по своему произволу, стали злоумышлять про- тив Ферамена, всячески клеветали на него и говорили, что он поносит существующий государственный строй[76]. Был со- зван Совет; на это собрание было приказано явиться[77] с кин- жалами за пазухой юношам, имевшим репутацию наиболее отважных. По прибытии Ферамена Критий, взойдя на кафе- дру, произнес следующую речь: "Члены Совета! У многих из вас, вероятно, появилась мысль, что слишком много гибнет народу, - больше, чем это необходимо[78]. Но примите во внимание то, что так бывает при государственных переворо- тах всегда и везде. Наибольшее же число врагов сторонники олигархического переворота, само собой разумеется, должны иметь здесь, в Афинах: ведь наш город многолюднейший в Элладе, и народ здесь наиболее продолжительное время рос и воспитывался на гражданской свободе. Для таких людей, как мы с вами, демократический строй, конечно, крайне тя- гостен и невыносим; вдобавок лакедемонянам, даровавшим нам жизнь и свободу, сторонники народовластия испокон века были врагами, тогда как благонадежные слои населения были всегда им преданны. Поэтому-то, с одобрения лакеде- монян, мы и установили этот государственный строй; поэто- му-то, если до нашего сведения доходит, что кто-либо враж- дебно относится к олигархическому правлению, мы прини- маем все возможные меры для устранения таких лиц. А если в рядах поносящих новый государственный строй окажется кто-либо из нашей среды, мы должны его преследовать еще более энергично. Такой случай, граждане, ныне налицо: ока" зывается, что находящийся здесь Ферамен всячески добива- ется гибели - как нашей, так и вашей. В истинности моих слов вы убедитесь, если обратите внимание на то, что никто еще не выступал с таким резким порицанием существующих порядков, как присутствующий здесь Ферамен; точно так же каждый раз, как мы хотим устранить с нашего пути кого- либо из демагогов, мы наталкиваемся на сопротивление с его стороны. Пусть бы он был с самого начала такого образа мыслей, - мы бы его считали, конечно, нашим врагом, но у нас не было бы никакого основания обвинять его в непоря- дочности. Но нет! Именно он положил начало союзу и друж- бе с лакедемонянами, именно он первый организовал унич- тожение народовластия; наконец, именно он-то и побуждал вас наказать тех, которые первыми предстали перед вами как обвиняемые. А теперь, когда мы с вами открыто выступили врагами народовластия, он почему-то возмущается происхо- дящим. Цель его ясна: он хочет оградить себя от возможной опасности, взвалив на нас всю вину за то, что творится те- перь. Вот почему нам и вам следует наказать его не только как врага, но и как предателя. Ведь предательство тем ужас- нее открытой войны, что от тайных козней труднее уберечь- ся, чем от открытого нападения. И к предателю следует отно- ситься суровее, чем к врагу; с врагом возможно ведь прими- рение и обмен дружественными клятвами, тогда как никто и никогда не станет заключать договоров или вообще в чем- либо доверять человеку, уличенному в предательстве. Теперь я напомню вам обо всех делах Ферамена, чтобы вы убеди- лись, что он меняет свои убеждения не впервые, что преда- тельство впитано им с молоком матери. Он начал свою дея- тельность с того, что вступил в число вожаков демократии. И он же, по примеру своего отца Агнона, стал ревностным сторонником переворота, поставившего на место народо- властия "правление четырехсот", и даже играл руководящую роль[79] в этом правительстве. Но затем тот же Ферамен, про- ведав, что против господствующей олигархии начинается возмущение, оказался в числе первых вождей народного движения против правителей. За это-то и прозвали его "ко- турном". Ведь и котурн[80] как будто приходится впору на обе ноги, но плохо сидит как на правой, так и на левой[81]. Да, Фе- рамен: не тот человек имеет право на жизнь[82], который лов- ко заводит своих товарищей на опасный путь, а сам меняет фронт при первом же препятствии, а тот, который подобно отважному мореплавателю борется со стихиями, пока не подует попутный ветер. Если же при каждой буре мы будем менять направление пути и плыть по ветру, мы никак не сможем когда-либо приплыть к намеченной цели. Ты обви- няешь нас в том, что мы казнили слишком много народу, но никто из нас не повинен в таком количестве смертей, как ты сам: действительно, всякий политический переворот прино- сит с собой ряд смертных казней; без тебя же не обходится ни один переворот, и потому ты повинен как в смерти олигар- хов, погибших от рук демократии, так и в смерти демокра- тов, погибших от рук знати. Ты, а не кто другой получил приказание стратегов подобрать жертвы кораблекрушения в морской битве близ Лесбоса[83]. Ты не исполнил этого прика- зания и тем не менее решился выступить с обвинением про- тив стратегов и добился их смертной казни, дабы остаться самому безнаказанным. Можно ли щадить человека, кото- рый явно во всем ищет лишь своей выгоды, нимало не забо- тясь ни об общем благе, ни о своих друзьях? Зная о его поли- тических метаморфозах, можем ли мы не принимать предо- сторожностей, чтобы он не мог поступить и с нами так же, как поступил с другими? По всем этим причинам мы его и привлекли к суду по обвинению в злоумышлении и преда- тельстве против нас и вас. Правильность нашего поведения видна еще и из следующего. Несомненно, наилучший госу- дарственный строй - это лакедемонский. А у них если кто- нибудь из эфоров не подчинится безусловно постановлению большинства и станет выказывать дерзостное неуважение к власти и противиться ее решениям, он, разумеется, будет подвергнут эфорами и Народным собранием тягчайшему наказанию. Если вы действительно мудры, то будьте же бо- лее сострадательны к себе самим, чем к нему. Ведь если он избегнет казни, это даст повод поднять голову многим на- шим политическим противникам, а его гибель отнимет по- следнюю надежду у всех мятежников, как скрывающихся в нашем городе, так и бежавших за границу"[84].	11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
Этими словами Критий закончил свою речь и удалился на свое место.	35
Его сменил Ферамен. "Я начну, о мужи, - заявил он, - с того обвинения против меня, которым закончил свою речь предыдущий оратор. Он сказал, что, выставив обвинение против стратегов, я был виной их смерти. Но не я первый выступил с обвинением, а они, обвинив меня в том, что я не исполнил их приказания и не подобрал несчастных жертв морского боя при Лесбосе. Тогда я в свою защиту сослался на бурю, которая была так сильна, что нельзя было даже вы- плыть в море, а не то что подбирать затонувших. Народное собрание удовлетворилось моими объяснениями и призна- ло, что выставленное стратегами против меня обвинение должно быть обращено на них же самих: ведь они, будучи убеждены, что спасение погибших возможно, тем не менее уплыли, оставив несчастных погибать[85]. Впрочем, меня ни- сколько не удивляет, что рассказ Крития не соответствует действительности:[86] ведь когда все описанное происходило, его не было в нашем городе, он находился в Фессалии[87] и был занят тем, что помогал Прометею устраивать демократиче- ский переворот и вооружал пенестов[88] для борьбы со своими господами. Вот чего он там добивался, - да не случится того же и у нас! Только в одном я согласен с Критием: если кто либо злоумышляет лишить вас власти и содействует усиле- нию злоумышляющих против вас, он должен по справедли- вости подвергнуться высшей мере наказания. Но кто из нас так поступает, вы прекрасно рассудите, я в этом не сомнева- юсь, если сравните все мое поведение - в прошлом и в на- стоящем - с поведением того же Крития. Разве между все- ми нами не было полного единодушия, пока деятельность наша была направлена на привлечение к суду заведомых си- кофантов, в ту эпоху, когда мы призвали вас в члены Сове- та и назначали новых магистратов. Но с тех пор как прави- тели стали арестовывать добрых граждан, я разошелся с ними во взглядах. Когда был казнен Леонт Саламинец[89], ко- торый не только считался, но и действительно был вполне добропорядочным человеком и решительно ни в чем не был повинен, я понял, что эта казнь не может не привести в ужас всех подобных ему добрых граждан и что эти граждане си- лою.вещей должны будут стать врагами существующему го- сударственному порядку. Точно так же арест богача Никера- та[90], сына Никия, по моему глубокому убеждению, не мог не создать враждебного настроения к правительству в кругах богатых и благонамеренных граждан: ведь ни сам Никерат, ни отец его никогда и в ни в чем не проявляли симпатий к демократии. Но когда от наших рук погиб тот самый Анти- фонт, который снарядил на свой счет во время войны две быстроходные триэры, я окончательно понял, что с этих пор все те, которые прежде сочувственно относились к новоор- ганизованному государству, станут смотреть на нас с подо- зрением. В другой раз я выступил с возражением, когда пра- вители издали постановление, что каждый из них может соб- ственной властью арестовать одного метека: ведь было со- вершенно ясно, что с гибелью этих метеков весь этот слой станет врагом господствующего строя. Далее, когда правите- ли отняли у народа оружие, я снова выступил с возражением, считая вредным ослабление мощи нашего народа. Я пре- красно понимал, что лакедемоняне вовсе не для того сохра- нили нам жизнь и свободу, чтобы мы, будучи бессильными, не в состоянии были оказать им помощи. Ведь если такова их цель, они могли бы никого из нас не оставить в живых, помучив нас еще короткое время голодом. Не понравилось мне и приглашение наемного гарнизона, - ведь нетрудно было набрать из среды самих граждан столько стражей, что- бы правительство могло беспрепятственно управлять подчи- ненным ему народом. Далее, когда я увидел, что в государст- ве появилось много противников этого правительства и что много народу удалено в изгнание, мне показалось нецелесо- образным присуждать к изгнанию Фрасибула, Анита[91] или Алкивиада[92]. Я считал, что это наилучший способ для усиле- ния противников: народ получал таким образом надежных вождей, а люди с жаждой ко власти - множество союзни- ков. После всего сказанного - как вы думаете, следует ли по справедливости считать человека, открыто подающего такие советы, благожелательным или же предателем? Критий! Не те люди, которые препятствуют увеличению числа врагов и дают способ приобрести как можно больше союзников, иг- рают на руку врагу, а, наоборот, те, которые несправедливо отнимают деньги у сограждан и убивают ни в чем не повин- ных людей, безусловно содействуют увеличению числа про- тгивников и своим низким корыстолюбием предают не толь- ко своих друзей, но и самих себя. Если вы еще не убедились в правильности моих слов, то обратите внимание хотя бы на следующее: неужели вы думаете, что Фрасибул, Анит и про- чие изгнанники больше хотели бы, чтобы здесь царили те порядки, которых я добиваюсь, чем то положение дел, до которого мои соправители довели государство? Нет, я ду- маю, что при нынешнем положении вещей они убеждены, что они всюду встречают скрытое сочувствие; но если бы нам удалось привлечь на свою сторону лучшие части населе- ния, - они считали бы самую мысль вернуться когда-либо на родину почти несбыточной. Еще было выдвинуто им про- тив меня обвинение, что я постоянно готов менять свои убеждения. Рассмотрим же, насколько оно основательно. Заметьте, что "правление четырехсот" было установлено го- лосованием самого Народного собрания, которому удалось внушить, что лакедемоняне охотнее заключат мир и вступят в союз при каком угодно другом строе, только не при демо- кратическом. Но расчет этот оказался ошибочным, лакеде- моняне ничуть не стали снисходительнее в выставляемых ими мирных условиях, а стратеги с Аристотелем, Меланфи- ем и Аристархом во главе были уличены в том, что сооруди- ли на городском рву[93] укрепление и рассчитывали, впустив сюда врагов, при их помощи заполучить власть в свои руки и в руки своих единомышленников. Узнав об этом, я дейст- вительно всячески противодействовал их затее, - но разве это называется предать друзей? Критий называет меня "ко- турном", так как я стараюсь угодить и нашим и вашим. Но скажите, бога ради, как же назвать того, который не нравится ни тем ни другим? Ведь ты в демократическом государстве был злейшим врагом демократии, а в аристократическом - злейшим врагом добрых граждан. Я же, Критий, все время неустанно борюсь с крайними течениями: я борюсь с теми демократами, которые считают, что настоящая демокра- тия - только тогда, когда в правлении участвуют рабы и ни- щие, которые, нуждаясь в драхме, готовы за драхму продать государство; борюсь и с теми олигархами, которые считают, что настоящая олигархия - только тогда, когда государст- вом управляют по своему произволу несколько неограни- ченных владык. Я всегда - и прежде и теперь - был сторон- ником такого строя, при котором власть принадлежала бы тем, которые в состоянии защитить государство от врага, сражаясь на коне или в тяжелом вооружении[94]. Ну же, Кри- тий, укажи мне случай, когда бы я пытался устранить от уча- стия в государственных делах добрых граждан, став на сторо- ну крайних демократов или неограниченных тиранов. Если тебе удастся уличить меня в том, что я поступил когда-либо или теперь поступлю так, я согласен, претерпев самые ужас- ные муки, подвергнуться справедливой смертной казни".	36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
Этими словами Ферамен окончил речь. Раздался одобри- тельный гул, и стало ясно, что сочувствие большинства на его стороне. Критий понял, что если он позволит Совету го- лосовать вопрос о Ферамене, то тот избегнет наказания, а с таким решением он никак примириться не мог. Поэтому он после предварительного совещания с соправителями вышел из помещения Совета и приказал юношам, вооруженным кинжалами[95], занять места на ограде, так, чтобы они были видны членам Совета. Затем он вернулся к Совету и сказал: "Члены Совета! Я полагаю, что только тот достойным обра- зом защищает своих друзей, кто, видя, что они вовлечены в обман, приходит им на помощь и не позволяет, чтобы этот обман продолжался. Я хочу в настоящем случае поступить таким же образом; ведь стоящие там люди[96] говорят, что они не позволят, чтобы я выпустил из рук человека, явно поно- сящего олигархию. По новым законам правительство не имеет права казнить никого из среды трех тысяч, если вы не примете большинством голосов соответствующего поста- новления. Зато лиц, не включенных в список, правители могут казнить по собственному усмотрению[97]. Поэтому я, согласно желанию всех тридцати правителей, вычеркиваю из списка вышеуказанного Ферамена, и мы предадим его казни собственной властью". Ферамен, услышав это, вскочил на алтарь Гестии[98] и воскликнул: "Граждане, умоляю вас оказать мне законнейшую услугу: да не будет Критию предоставлено право вычеркивать из списка по своему усмотрению ни меня, ни кого-либо другого из числа вас. Пусть они судят и меня и вас по тому закону, который они сами составили от- носительно судопроизводства над лицами, попавшими в список. Я прекрасно знаю, клянусь богами, что и этот свя- щенный алтарь мне не принесет никакого спасения: я при- пал к нему только для того, чтобы показать, что наши прави- тели не только бессовестнейшие нарушители человеческих установлений, но и величайшие безбожники. Я буду крайне поражен, почтеннейшие граждане, если вы в этом деле не придете мне на помощь. Ведь этим вы защитите ваши соб- ственные интересы, так как правители с таким же легким сердцем, как меня, могут вычеркнуть каждого из вас". После этого глашатай тридцати правителей приказал "коллегии одиннадцати"[99] арестовать Ферамена. Последние явились в сопровождении служителей, начальником их был Сатир, са- мый наглый и храбрый во всей компании. Тогда Критий ска- зал: "Вот мы передаем вам Ферамена, осужденного по зако- ну. Схватите этого человека, отведите его куда следует, и по- ступите с ним так, как полагается вслед за приговором"[100]. После этого Сатир и служители оторвали его от алтаря. При этом Ферамен, как обыкновенно бывает в таких случаях, призывал и богов и людей в свидетели происходящего. Но члены Совета не нарушили спокойствия, так как они видели, что на ограде стоят молодцы, вроде Сатира, что все прост- ранство перед помещением Совета полно гарнизонными воинами, и хорошо знали, что все они вооружены кинжала- ми. Ферамен, пока его вели через агору, громким голосом жаловался на учиненную над ним несправедливость. Переда- ют такую, будто бы сказанную им, остроту. Сатир велел ему замолчать, говоря, что в противном случае ему будет худо. На это Ферамен возразил: "А если я замолчу, разве мне не будет худо?" Когда же Ферамена, осужденного на смерть, за- ставили выпить кубок цикуты, он выплеснул оставшееся на дне и проговорил при этом, как это делается при игре в кот- таб:[101] "Дарю это моему ненаглядному Критию". Я хорошо :шаю" что эти изречения вряд ли достойны упоминания; од- нако в человеке достойно уважения то, что, стоя лицом к лицу со смертью, он не теряет ни ясности ума. ни весело-иг- ривого настроения духа[102].	50 51 52 53 54 55 56
Так погиб Ферамен. Теперь правители могли уже властво- вать и распоряжаться, ничего не опасаясь. Они закрыли для лиц, не вошедших в список[103], доступ в город; кроме того они арестовывали и сгоняли этих людей с усадеб вне города, же- лая завладеть их землею, а также раздать ее своим друзьям. Изгнанники бежали в Пирей[104], но и там они подвергались той же участи; поэтому Мегара и Фивы наполнялись бегле- цами[105].	1	4
Сейчас вслед за этими событиями Фрасибул[106], совершив из Фив вылазку с отрядом приблизительно из семидесяти человек[107], захватил укрепленный пункт Фила[108]. Тридцать правителей вышли ему навстречу из города с отрядом из трех тысяч вошедших в список граждан и всадников[109]. Была чудная ясная погода. Тотчас же по прибытии этого отряда группа самонадеянной молодежи пошла приступом на кре- пость; но они получили лишь раны и, не достигнув никако- го результата, вынуждены были отступить. Тогда тридцать правителей решили обнести крепость со всех сторон стеною, чтобы повести правильную осаду и отрезать подвоз съест- ных припасов. Но ночью выпал густой снег и шел весь сле- дующий день. Окоченевшие от снега, они вернулись в Афи- ны, причем обоз потерпел жестокий урон от стрел защитни- ков Филы. Тогда правители поняли, что, если не будет над- лежащей охраны, неприятель примется грабить поля Атти- ки, и отправили к границе почти весь лакедемонский гарни- зон и две филы[110] всадников. Этот караул был размещен ста- диях в пятнадцати от Филы. Здесь он расположился лагерем в кустах и был настороже.	2 3 4
После того как собравшийся в Филе отряд достиг почти семисот человек[111], Фрасибул с этим отрядом ночью спустил- ся в равнину, занял пост приблизительно в трех или четырех стадиях от вражеского гарнизона и выжидал. На рассвете, когда гарнизонные солдаты разошлись из лагеря по своим надобностям и конюхи с громким шумом чистили скребни- цей лошадей, солдаты Фрасибулова отряда, вооружившись, бегом устремились на гарнизон[112]. Кое-кто был убит на мес- те, остальных Фрасибул обратил в бегство и преследовал на расстоянии шести-семи стадий, убив более ста двадцати че- ловек гоплитов, а из всадников - Никострата, известного под прозванием Красавца, и еще двоих. Они были захвачены врасплох и убиты на своих постелях. После этого отряд Фра- сибула вернулся к месту стоянки. Поставили трофей, увяза- ли отнятые у неприятеля оружие и утварь и затем удалились в Филу. Пришли на подмогу всадники из города, но они уже не застали никого из врагов и прождали лишь, пока прибыв- шие родственники убитых подобрали трупы, а затем верну- лись в город. После всех этих событий тридцать правителей поняли, что их положение стало далеко не безопасным, и поэтому остановились на мысли завладеть Элевсином, что- бы иметь, в случае нужды, убежище. Дав приказ коннице сопровождать их, правители, с Критием во главе, отправи- лись в Элевсин. Здесь они устроили перепись местных жите- лей в присутствии всадников под тем предлогом, что якобы желают выяснить число этих жителей и в какой вооружен- ной охране они нуждаются. Они приказали всем по очереди подходить и записываться, а записавшиеся должны были поодиночке через калитку проходить к морю. На берегу же моря были расставлены справа и слева всадники, и каждого выходящего прислужники хватали и вязали. Когда все были связаны, правители приказали гиппарху[113] Лисимаху отвести их в город и передать "одиннадцати". На следующий день правители созвали в Одеон[114] вошедших в список гоплитов и всех всадников. Ораторскую трибуну занял Критий и ска- зал следующее: "Введенный нами, правителями, государст- венный строй преследует не в меньшей мере ваши интересы, чем наши собственные. Вы пользуетесь преимуществами, которые вам предоставляет этот строй, а потому должны подвергаться и сопряженным с новым устройством опасно- стям. Мы с вами должны решаться на одни и те же рискован- ные шаги и нести одинаковую ответственность; поэтому вы должны подать голос за то, чтобы арестованные элевсинцы были казнены". Затем он указал место, в которое каждый должен был открыто класть свой камешек[115]. Посреди же Одеона стоял вооруженный лаконский гарнизон; все это было по душе не только правителям, но и тем из граждан, которыми руководила только жажда власти и наживы.	5 6 7 8 9 10
Вскоре после этих событий Фрасибул во главе собрав- шихся в Филе, число которых достигло уже тысячи, прибыл ночью в Пирей. Узнав об этом, правители тотчас же вышли ему навстречу, ведя с собой всадников, гоплитов и лаконский гарнизон, и направились по большой дороге, ведущей в Пирей. Прибывшие из Филы сперва пытались не пропустить их; но, так как окружность, по которой надлежало расставить гарнизон, оказалась слишком велика и требовала очень боль- шого количества солдат, а отряд их был весьма малочислен, то они стянули все свое войско в один пункт, в Мунихию[116]. Войско же, пришедшее из города, прибыв на Гипподамов рынок[117], первым делом выстроилось так, что заполнило всю дорогу, ведущую к святилищу Артемиды Мунихии и к Бен- дидию[118]. В глубину это войско имело не меньше чем 50 щи- тов. Выстроившись таким образом, войско двинулось вверх. Пришедший из Филы отряд вышел им навстречу по той же дороге, имея в глубину не более десяти гоплитов, за этими гоплитами выстроились пелтофоры и легковооруженные метатели дротиков, за ними отряд, вооруженный камнями для метания. Этих последних было много, так как сюда при- бывало порядочно и местного народу. Пока неприятель при- ближался, Фрасибул приказал солдатам оставаться под ору- жием, сняв только щиты, и, сделав то же и сам, вышел на середину войска и сказал следующее: "Граждане! То, что я хочу вам сказать, одни из вас узнают впервые; другим это уже известно и послужит только напоминанием. В наступа- ющем на нас войске правый фланг занимают те, кого вы че- тыре дня тому назад обратили в бегство и преследовали бе- гущими. Что же касается тех, которых вы видите с краю на левом фланге, - это те самые тридцать правителей, которые лишили нас безо всякой вины отечества, выгнали из наси- женных мест и лишили нас самых дорогих и близких людей. Но теперь дело в таком положении, какого они никогда не предвидели, но которое было всегда нашей заветной целью: мы противостоим нашим противникам с оружием[119] в руках. Много пришлось нам перенести несправедливостей: одни из нас были захвачены во время обеда, другие во время сна, третьи на рынке; некоторые не только не совершили никако- го преступления, но даже в то время, как были объявлены изгнанниками, были вдали от родины. За все это боги теперь явно выступили нам на помощь: когда нам это полезно, они ниспосылают грозу при ясном небе;[120] благодаря их помощи нам удается, будучи малочисленными, побеждать в бою ог- ромные полчища врагов и ставить трофеи[121]. И теперь они привели нас в такое место, что враги не могут пускать стрел и дротиков, так как они выстроились вверх по косогору, бла- годаря чему передние ряды мешают задним; мы же, бросая вниз по склону копья, дротики и камни, легко попадаем в них и многих раним. Не думайте, что первым рядам придет- ся сражаться на равных условиях: если вы теперь, как и сле- дует ожидать, храбро пустите во врага град стрел, то ни одна стрела не пропадет даром, - все попадут в цель, так как на всей дороге нет ни местечка, которое не было бы занято вра- жеским солдатом. Защищаясь от стрел, им придется пря- таться за щиты, так что можно будет как слепым наносить им удары куда вздумается и, нападая, обращать их в бегство. Граждане! Вы должны вести себя так, чтобы каждый из вас был в глубине души убежден, что он главный виновник по- беды. С божьей помощью эта победа вернет нам родину, домашний очаг, свободу, почет, детей - тем, у кого они есть, - жен. Блаженны те из нас, которым суждено победить и увидеть этот радостнейший день. Счастливы и те, кому суждено пасть в бою: ни один богач в мире не воздвигнет себе такого чудного памятника. Когда наступит подходящий момент, я первый запою пэан;[122] при словах песни, призыва- ющих Эниалия, мы единодушно бросимся на врага и ото- мстим тем, которые оскорбили нас".	11 12 13 14 15 16 17
Сказав это и обратив фронт к неприятелю, Фрасибул спо- койно ждал неприятельского нападения. Дело в том, что прорицатель изрек ему, что он может нападать на врага не прежде, чем кто-либо из его войска будет ранен или убит. "Случится же это, - сказал прорицатель, - так, что я буду идти вперед, а вы пойдете вслед за мной, и вы победите, а меня, мнится мне, ожидает смерть". Он не ошибся в своем предсказании: как только воюющие выступили в бой, сам он, как будто руководимый каким-то тайным роком, первый выскочил из строя и, ворвавшись в ряды неприятеля, нашел там смерть. Похоронен он в Кефисе, в том месте, где его пе- реходят вброд. Но его товарищи по оружию действительно победили и преследовали неприятеля до самой равнины. Из тридцати правителей в этом бою погибли Критий и Гиппо- мах, из Пирейской "коллегии десяти"[123] - Хармид[124], сын Главконов, кроме того в этом бою пало около семидесяти че- ловек. Солдаты Фрасибула сняли оружие с побежденных, но ни с кого из граждан не сняли хитонов. После этого было за- ключено перемирие для уборки трупов. Многие солдаты вою- ющих сторон подходили друг к другу и дружелюбно разгова- ривали. Глашатай мистов[125] Клеокрит, обладавший звучным голосом, дав знак, чтобы водворилась тишина, сказал следующее: "Граждане, за что вы нас изгоняете? За что хоти- те нашей смерти? Ведь мы никогда не причинили вам ника- кого зла, мы были вашими соучастниками в самых священ- нейших богослужениях и жертвоприношениях, в самых пышных празднествах; мы вместе плясали, вместе ходили в школу, вместе сражались, вместе неоднократно мы обрека- ли себя на крайнюю опасность и на суше и на море за общее наше спасение и свободу. Во имя богов - покровителей на- ших отцов и матерей, во имя родственников, свойственни- ков и друзей - все это ведь у многих из нас общее - посты- дитесь богов и людей и положите конец творимому вами преступлению против отечества, перестаньте повиноваться безбожнейшим тридцати правителям, которые ради собст- венной прибыли убили за восемь месяцев чуть ли не больше афинян[126], чем все пелопоннесское войско за десять лет вой- ны[127]. И тогда, когда ничто нам не препятствует наслаждать- ся благами мира и пользоваться хорошим государственным устройством, они заставляют нас сражаться друг с другом в самой позорной, тягостной, безбожной, враждебной и богам и людям войне. Вы ведь и сами хорошо знаете, что по мно- гим из тех, которые теперь погибли от наших рук, горюете не только вы, но и мы плачем горючими слезами".	18 19 20 21 22
Такую речь произнес Клеокрит. Оставшиеся же в живых из правителей, принужденные в дополнение к поражению еще выслушать такую речь, увели своих воинов в город. На следующий день правители сидели в заседании Совета, все- ми покинутые и глубоко удрученные. Что же касается трех тысяч граждан, то они на своих постах вели между собою оживленные споры. Те, которые имели на своей совести ка- кое-нибудь насилие и потому опасались, упорно повторяли, что не следует уступать занявшим Пирей;[128] те же, которые не знали за собой никакого преступления, прекрасно понимали и других убеждали, что нет никакой необходимости оста- ваться дальше в беде, говоря, что не надо повиноваться пра- вителям и позволять им губить народ. В конце концов они приняли постановление отнять власть у правителей и вы- брать на их место других. Было выбрано десять человек[129], по одному от каждой филы.	23
После этого тридцать правителей бежали в Элевсин, а власть над горожанами, крайне испуганными и не доверяю- щими друг другу, перешла в руки избранных десяти лиц и гиппархов. По ночам в Одеоне дежурил гарнизон всадников, имея наготове и коней и щиты;[130] вследствие тревожного состояния эти всадники ходили дозором по городской стене вечером со щитами, а утром верхом, постоянно опасаясь, чтобы на горожан не напал кто-нибудь из засевших в Пирее. Последние, вследствие стечения разнообразного народа, ста- ли уже очень многочисленными: они сделали себе щиты - одни из массивного дерева, другие из ивовых прутьев - и выкрасили их в белую краску. Ранее чем прошло десять дней с захвата Пирея, они дали клятву, что чужеземцы, которые будут воевать вместе с ними, будут уравнены в податях[131] с гражданами, и стали совершать вылазки из стен. В их войске было очень много гоплитов и множество легковооружен- ных; были у них и всадники числом около семидесяти. Они производили фуражировку и, захватывая дрова и плоды, к ночи возвращались назад в Пирей. Что же касается город- ских войск, то из пехотинцев никто не решался выйти, но всадникам удавалось время от времени уводить в плен от- дельных грабителей из числа пирейских солдат и наносить им урон, когда они выходили сплоченным строем. Встрети- лись они также с несколькими эксонейцами[132], отправивши- мися за припасами на свои поля. Гиппарх Лисимах казнил их, несмотря на их мольбы и негодование многих всадников. Засевшие в Пирее, со своей стороны, убили из числа всадни- ков Каллистрата из филы Леонтиды, захваченного на поле. Они стали настолько уверены в себе, что стали атаковать го- родскую стену. Позволю себе еще рассказать следующее о городском военном механике. Узнав, что неприятель собира- ется подвести стенобитные машины к городской стене и рас- ставить их на пространстве между нею и Ликеем, он прика- зал, чтобы на каждую телегу был положен огромный камень, чтобы пара лошадей отвезла каждый такой камень к стене и чтобы эти камни были сброшены в различных местах ука- занного пространства. Когда это было исполнено, каждый из камней причинил массу хлопот неприятелю. Затем были отправлены послы в Лакедемон; тридцать правителей посла- ли своих послов из Элевсина[133], а граждане, попавшие в спи- сок, - своих, из города[134]. Послы просили их прислать по- мощь, заявляя, что афинский народ отложился от лакедемо- нян. Лисандр полагал, что засевших в Пирее можно будет скоро взять осадой, если запереть их с суши и с моря и ли- шить подвоза съестных припасов; он исходатайствовал афи- нянам ссуду в сто талантов[135] и добился того, что сам он был послан гармостом во главе сухопутного войска[136], а брат его Либий - навархом. Направившись в Элевсин, он присоеди- нил к себе по пути много пелопоннесских гоплитов; наварх же сторожил на море, чтобы к засевшим в Пирее не было никакого подвоза съестных припасов. Таким образом, по- следние скоро оказались в самом затруднительном положе- нии, а городское войско ввиду поддержки Лисандра стало снова верить в свой успех. Вследствие такого блестящего положения дел царь Павсаний стал завидовать Лисандру:[137] он боялся, что тот, выполнив свое предприятие, прославит- ся и сделает Афины своим владением. Поэтому он, склонив на свою сторону троих[138] из числа эфоров, снаряжает экспе- дицию в Афины. За ним последовали все союзники, кроме беотийцев и коринфян. Последние заявили, что они счита- ют клятвопреступлением идти на афинян, ничем не нару- шивших союзного договора. Они знали, что лакедемоняне имеют в виду покорить афинян и сделать их своими верно- подданными, и это было действительной причиной их отка- за. Павсаний расположился лагерем в так называемом Гали- педе[139], около Пирея, занимая правый фланг; Лисандр же с наемниками занял левый. Затем Павсаний послал послов к засевшим в Пирее с предложением прекратить войну и вер- нуться к мирному труду, получив назад свое прежнее имуще- ство; когда же они отказались, он стал атаковать их только для вида, чтобы не выдать своего расположения к ним. Этот приступ был безрезультатным и он вынужден был отсту- пить, но на следующий день, взяв с собой две моры[140] лаке- демонских и три филы афинских всадников, он прибыл в Тихую гавань[141], чтобы высмотреть, с какой стороны Пирея удобнее всего возвести осадные укрепления. На обратном пути на него напал отряд врагов и причинил ему много бес- покойства; он рассердился и приказал всадникам погнаться во весь опор за ними, а вместе с ними и пехоте призыва по- следних десяти лет; вслед за ними двинулся он сам с осталь- ными солдатами. Они убили около тридцати легковоору- женных, а остальных преследовали до Пирейского театра. Там стояли под оружием все пирейские пелтасты и гоплиты. Легковооруженные тотчас же выбежали и стали бросать дро- тики, крупные камни, стрелы и камешки из пращей. Лакеде- моняне, после того как многие из них были ранены, оказа- лись в трудном положении и стали шаг за шагом отступать, не поворачивая фронта; но враги, заметя это, стали насту- пать еще ожесточеннее. Тогда в лакедемонском войске ока- зались даже и убитые: Херон и Фибрах, оба полемарха[142], по- бедитель на Олимпийских играх Лакрат и много других; это те самые лакедемоняне, могилы которых можно видеть пе- ред воротами в Керамике[143]. Увидя это, Фрасибул и прочие гоплиты бросились на подмогу и тотчас же выстроились по восемь человек в ряд перед легковооруженными. Павсаний оказался в крайне затруднительном положении; он отступил приблизительно на четыре или пять стадий к какому-то хол- му и известил лакедемонян и прочих союзников, чтобы они шли к нему. Там он выстроился в очень глубокую фалангу и двинулся на афинян. Противник не уклонился от рукопаш- ного боя, но вскоре часть афинян была оттеснена в располо- женное в Галийском деме[144] топкое место, а часть была обра- щена в бегство; из них погибло при этом около полутораста человек. После этого Павсаний поставил трофей и удалился. Он не только не думал гневаться на противников, но даже втайне подослал к ним людей, которые вразумили засевших в Пирее, с какими предложениями они должны послать по- слов к нему и к бывшим с ним эфорам. Те послушались его совета. Павсанию удалось также расколоть и находившихся в городе афинян на две партии; сторонникам одной из них[145] он предложил, чтобы они, собравшись в как можно большем числе, явились к нему и к эфорам и заявили, что им нет ни- какого смысла воевать с занявшими Пирей, но что они хотят примириться и сообща быть друзьями лакедемонян. Навк- лид, один из эфоров, с удовольствием выслушал такие речи афинян. У лакедемонян полагается, что царя сопровождают в поход двое из числа эфоров; поэтому в лагере и присутст- вовал Навклид и другой эфор; оба они больше склонялись к образу мыслей Павсания, нежели Лисандра. Поэтому они охотно препроводили в Лакедемон послов от засевших в Пирее, шедших с предложениями мира, а также и представи- телей партии меньшинства в городе - Кефисофонта и Ме- лета. После того как они ушли в Лакедемон, туда отправи- лись послы от афинского правительства с заявлением, что они предают самих себя и все свои укрепления на волю лаке- демонян. "Пусть же, - сказали они, - и засевшие в Пирее, если они действительно, как они утверждают, друзья лакеде- монянам, сдадут им Пирей и Мунихию". Услышав обо всем этом, эфоры и экклеты[146] послали в Афины пятнадцать чело- век и поручили им вместе с Павсанием постараться изыскать наилучшие условия для примирения враждующих партий. Им удалось помирить афинян на следующих условиях: 1) обе партии должны отныне не враждовать между собой; 2) каж- дый получает свое прежнее имущество, кроме тридцати пра- вителей, "коллегии одиннадцати" и десяти бывших началь- ников Пирея; 3) кто из владевших городом боится народно- го мщения, может поселиться в Элевсине. Добившись при- мирения на таких условиях, Павсаний распустил свое вой- ско, а засевшие в Пирее взошли с оружием в руках на Акро- поль и совершили жертвоприношение Афине. Когда они спустились с Акрополя, стратеги созвали Народное собра- ние[147], и Фрасибул сказал следующее: "Я очень рекомендовал бы вам, занимавшим прежде город, дать себе отчет в вашем образе действий. Для этого прежде всего рассудите, пожалуй- ста: какие такие заслуги дали вам право быть настолько само- надеянными, чтобы претендовать на власть над нами? Не считаете ли вы себя более справедливыми, нежели мы? Но ведь народ, будучи беднее вас, никогда не причинял вам обид с целью выгоды, вы же, будучи самой богатой частью насе- ления города, учинили целый ряд гнусностей корысти ради. Итак, вы нас нисколько не превосходите в справедливости. Теперь рассмотрим, не может ли, чего доброго, ваше само- мнение основываться на храбрости. Но разве мог быть луч- ший случай убедиться в том, кто из нас храбрее, чем та борь- ба, которую мы вели друг с другом? Или, может быть, вы скажете, что вы превосходите нас разумом? Но ведь вы име- ли в своих руках и крепость, и оружие, и деньги, и союзни- ков-пелопоннесцев, - и тем не менее вашей власти положи- ли конец люди, лишенные всего этого! Или ваше самомне- ние основано на расположении к вам лакедемонян - тех самых лакедемонян, которые теперь спокойно ушли, выдав вас обиженному вами народу, как выдают пострадавшему укусившую его собаку, предварительно посадив ее на цепь?[148] Вы же, занимавшие Пирей, несомненно, не только никогда не нарушали своих клятв, но, в дополнение к прочим душев- ным качествам, доказали, что вы верны слову и благочести- вы". Он говорил еще много подобных вещей и закончил тем, что не следует устраивать никаких переворотов, но надо ис- полнять старые афинские законы. Затем он распустил На- родное собрание. С этих пор[149], выбрав должностных лиц, они стали жить под сенью старых законов. Через некоторое время[150], однако, пришло известие, что засевшие в Элевсине приглашают к себе на службу наемников. Тогда составилось всенародное ополчение, отправившееся против них. Страте- ги элевсинцев, вышедшие для переговоров, были убиты, а к остальным были подосланы друзья и родственники, которые убедили их заключить мир с афинянами. Обе стороны дали клятвы, что не будут помнить прошлого зла;[151] засевшие в Элевсине по сию пору пользуются гражданскими правами, и народ не нарушает своих клятв.	24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43

Комментарий

К книге второй

¹ О предшествующих событиях см. выше, кн. I, гл. 7, § 36. [вернутся]

² Бывший в союзе с Лакедемоном. [вернутся]

³ Греческие врачи посещали больных на дому, а также принимали у себя в приемной или лечебнице, служившей также и аптекой, так как отдельных аптек тогда не было. Кроме врача, здесь находились также его помощники и ученики, в том числе часто рабы (рабов преимущественно лечили рабы). [вернутся]

⁴ О событиях, предшествовавших назначению во флот Лисандра, рассказывают почти в тех же словах Диодор (XIII, 100,7) и Плутарх (Лисандр, 7). По Диодору, собрание, пославшее депутацию в Спарту, происходило в Эфесе: "Лакедемонские союзники в эолийских и ионийских колониях и на островах собрались в Эфесе и решили отправить депутацию в Спарту с просьбой назначить навархом Лисандра". [вернутся]

⁵ См. выше, кн. I, гл. 5, § 12 сл. [вернутся]

⁶ См. коммент. к кн. I, гл. 1, § 23. [вернутся]

⁷ Ср.: Диодор, XIII, 100, 8: "Они выбрали навархом Арака, а Лисандра прикомандировали к нему как частного человека, приказав Араку во всем ему повиноваться; Плутарх, Лисандр, 7: "Внешне должность наварха была вверена некоему Араку, Лисандра же отправили формально в качестве эпистолея, в действительности же в качестве полновластного главнокомандующего". [вернутся]

⁸ Отрывок от этих слов и далее до § 10 Эд. Мейер ввиду хронологических (прошло 26, а не 25 лет) и исторических несообразностей (Дарий был сыном Артаксеркса, а не Ксеркса) считает позднейшей интерполяцией (Gesch. d. Alt., c.653). [вернутся]

⁹ По-видимому, родители убитых. [вернутся]

¹⁰ 405/404 г. до н.э. [вернутся]

¹¹ См. коммент. к кн. I, гл. 2, § 1. [вернутся]

¹² Конон, Адимант и Филокл; см. выше, кн. I, гл. 7, § 1. [вернутся]

¹³ О сношениях Лисандра с Киром рассказывают почти в тех же словах Диодор (XIII, 104) и Плутарх (Лисандр, 9). Общая сумма выданных персами спартанцам субсидий, по Исократу (8, 179), превышает 5000 талантов (15 миллионов рублей). [вернутся]

¹⁴ Ксепофонт прибавляет это для того, чтобы оправдать жестокость Лисапдра (как справедливо указал К. Вернике). [вернутся]

¹⁵ Т. е. для охраны подплывающих лакедемонских судов, конфискации афинских и для воспрепятствования снабжению провиантом вражеского побережья. [вернутся]

¹⁶ См. выше, кн. I, гл. 3, § 14 сл. [вернутся]

¹⁷ О взятии Лампсака сообщает также Диодор (XIII, 104,8): "Взяв Лампсак, Лисандр заключил мирный договор с афинским гарнизоном на условии, чтобы он ушел из города; затем он разграбил все имущество и отдал город назад во власть его жителей". [вернутся]

¹⁸ Кроме Ксенофонта, бой при Эгоспотамах описывают Диодор (XIII, 105 ел.) и Плутарх (Лисандр, 10-12). Основным источником и здесь является наш автор. Необходимо заметить, что рассказ Диодора имеет специальной целью реабилитировать афинских стратегов (Эд. Мейер). [вернутся]

¹⁹ Так же у Плутарха (Лисандр, 11). [вернутся]

²⁰ См. выше, кн. 1, гл. 5, § 17 с коммент. [вернутся]

²¹ О вмешательстве Алкивиада Плутарх (Лисандр, 10) рассказывает то же, что и Ксепофонт; зато Диодор (XIII, 105, 3-1) передает совершенно иную, фантастическую историю: "Алкивиад пришел к афинянам и сказал им, что фракийские цари Медок и Севф, состоя с ним в дружественных отношениях, обещали предоставить в его распоряжение большое войско, если он захочет воевать с лакедемонянами. Поэтому он просил допустить его к участию в начальствовании над войском, обещая афинянам одно из двух - или вынудить врагов принять морской бой, или сразиться с ними на суше, имея союзниками фракийцев. Алкивиад, поступая так, имел в виду совершить славный подвиг для отечества и за свою помощь приобрести прежнее расположение народа. Однако афинские стратеги, считая, что за неудачи придется расплачиваться им самим, тогда как все удачи будут приписаны Алкивиаду, приказали ему удалиться и впредь не приближаться к лагерю". [вернутся]

²² В изложении событий, предшествующих выступлению Лисандра, наши источники расходятся: по Ксенофонту, Лисандр воспользовался тем, что афиняне вышли из гавани и рассеялись по Херсопесу для покупки хлеба; Диодор (XIII, 106, 1-3) рассказывает следующее: "Бывший в этот день главнокомандующим Филокл приказал триэрархам снарядить триэры и следовать за ним, а сам, так как его тридцать триэр стояли уже наготове, выплыл вперед. Узнав об этом от каких-то перебежчиков, Лисандр вышел в море со всем своим флотом, заставил Филокла повернуть к остальным кораблям и преследовал его. У афинян экипаж еще не успел сесть на триэры, и все были приведены в крайнее замешательство неожиданным появлением врагов". Наконец, Плутарх (Лисандр, 11) вовсе не указывает, что выбранный Лисандром момент для нападения представлял какое-либо особенное удобство; Лисандр воспользовался лишь тем, что афиняне, имея уже четыре дня опыта, совершенно не ожидали его нападения, "а так как они не ожидали, то делали покупки на рынке, гуляли по окрестностям, спали в палатках, завтракали, даже не подозревая, вследствие неопытности военачальников, о надвигающейся беде". [вернутся]

²³ Полный список военачальников, руководивших флотом Лисандра, дает 11авсаний (X, 9, 9) при описании статуй, посвященных в Дельфийский храм: "Позади перечисленных посвящений находятся статуи товарищей Лисандра в битве при Эгоспотамах, - как спартиатов, так и союзников. Это следующие лица: Арак и Эрианф, первый из Лакедемона, второй - беотиец, оттуда же (?) Астикрат; хиосцы - Кефисокл, Гермофант и Гикесий, родосцы - Тимарх и Диагор, книдиец Феодам, Киммерий из Эфеса, милетянин Эантид... миндиец Феопомп, самосец Клеомед; из Евбеи - каристиец Аристокл и эретриец Автоном; коринфянин Аристофант, трезенец Аполлодор, Дион из Эпидавра в Арголиде... ахейцы Аксионик из Пеллены и Феар из Гермиона, фокеец Пиррий, мегарец Комон, сикионец Агасимен; из Амбракии, Коринфа и Левкады: Теликрат, коринфянин Пифодор и амбракиец Евантид; наконец, лакедемоняне Эпикурид и Этеоник". [вернутся]

²⁴ У афинян в это время было два парадных корабля: "Паралия" и "Саламиния". Они служили для праздничных процессий, для перевозки посольств, для передачи приказаний правительства военачальникам. [вернутся]

²⁵ По Плутарху (Лисандр, 11) - 3000, по Павсанию (IX, 32, 9) - 4000 человек. [вернутся]

²⁶ В Сест, ср.: Диодор, XIII, 106, 6 и 8: "Из воинов большинство бежало по берегу и спаслось в Сест... Лисандр пошел походом на афинян, запершихся в Сесте, взял город, а с афинянами заключил перемирие на условии, чтобы они удалились из крепости". Конечно, прав Диодор, а Кснофонт ошибается - умышленно или неумышленно: экипаж состоял приблизительно из 18 000 - 20 000 чел., так что 3000 - 4000 пленных составляют не большинство, а незначительное меньшинство. [вернутся]

²⁷ Античные писатели объясняют этот поступок различно. Диодор, XIII, 106, 6: "Он решил не возвращаться в Афины, боясь народного гнева, и бежал к Евагору, правителю Кипра". Плутарх, Артаксеркс, 21: "После морского боя при Эгоспотамах он находился на Кипре, не из стремления к личной безопасности, а выжидая перемены событий". Исократ, Евагор, 52: "Он отправился к Евагору, считая, что и жизнь его будет там в наибольшей безопасности и что он сможет скорее всего прийти на помощь своему государству". [вернутся]

²⁸ Суда пиратов отличались быстроходностью. [вернутся]

²⁹ Ср.: Плутарх, Лисандр, 9: "В числе афинских стратегов был и Филокл, убедивший за некоторое время до того Народное собрание отрубить большой палец правой руки всем взятым в плен на войне, чтобы они не могли носить копья, но могли бы грести". [вернутся]

³⁰ Рассказ о предательстве повторяется у целого ряда авторов. Плутарх (Лисандр, 11) заканчивает рассказ о вмешательстве Алкивиада так: "Алкивиад удалился, подозревая, что здесь пахнет предательством". Лисий (14, 38), наоборот, считает предателями Алкивиада и Адиманта. Павсаиий (IV, 17, 3) нравоучительно замечает: "Поскольку мы знаем, лакедемоняне были первыми, поднесшими дары неприятельскому полководцу и применившими подкуп в военном деле... Лакедемоняне проявили себя и впоследствии, когда они выступили против афинского флота при Эгоспотамах, подкупив Адиманта, а также и прочих афинских стратегов"; ниже (X, 9, 11) он же говорит: "Афиняне утверждают, что поражение при Эгоспотамах они претерпели незаслуженно, - они были преданы подкупленными стратегами; имена взявших подкуп у Лисандра - Тидей и Адимант". Наконец, у Демосфена (19, 191) Конон обвиняет Адиманта в предательстве. [вернутся]

³¹ За вопросом Лисандра в одной из рукописей следует такой ответ Филокла: "Будучи победителем, поступай так, как поступили бы с тобой, если бы ты был побежден". Эта интерполяция (позднейшая вставка), вероятно, имеет источником Плутарха (Лисандр, 13), в свою очередь цитирующего здесь Феофраста: "Филокл, ничуть не упавши духом от постигшего его несчастья, заявил, что нечего предъявлять обвинения там, где нет (беспристрастного) судьи; победив, подвергни меня тому, что бы ты претерпел сам, если бы был побежден. Затем он умылся, надел чистый плащ и двинулся на казнь первый, впереди своих сограждан. Так рассказывает Феофраст". [вернутся]

³² См. выше, кн. I, гл. 3, § 14 сл. [вернутся]

³³ Ср.: Плутарх, Лисандр, 13: "После этого Лисандр поплыл по городам и всем встречным афинянам велел отправляться в Афины; при этом он заявлял, что он без всякой пощады казнит всех тех афинян, которых он застигнет вне их города". [вернутся]

³⁴ Длинные стены связывали город с гаванью Пиреем; длина их достигала 7,5 км. [вернутся]

³⁵ В 416 г. до и. э. афиняне, покорив после долгой осады мелийцев, по совету Алкивиада перебили мужчин, а женщин и детей продали в рабство (Фукидид, V, 116; Плутарх.Лисандр, 14). Гистиейцы (на Евбее) были вынуждены покинуть свой город после покорения его в 446 г. до н. э. афинянами (Фукидид, 1,114; Диодор, XII, 7; Плутарх, Перикл, 23). Халкидские города Скиона и Торона отпали от афинян; покорив их в 421 г. до н. э., афиняне продали в рабство женщин и детей; мужчины-торонейцы были отведены военнопленными в Афины, а мужчины-скионейцы казнены (Фукидид, V, 3 и 32). Эгинцы были в начале Пелопонпесской войны выселены из Эгины из страха, чтобы они не примкнули к врагу (Фукидид, II, 27). [вернутся]

³⁶ Афины имели следующие гавани: 1) главная гавань - Пирей, состоявшая из военной (Канфар) и коммерческой (Эмпорий); 2) к востоку от Пирея - Мунихия; 3) Зея; 4) заброшенная со времен Фемистокла Фалерская гавань. [вернутся]

³⁷ Т.е. ввел олигархический строй и поставил у власти лаконофильские партии. [вернутся]

³⁸ м Относительно Самоса ср. афинскую надпись в честь самосцев (Inscriptiones Graecae, II, № 1b, suppl. p. 1).[вернутся]

³⁹ Аргивяне были с 420 г. до н. э. в союзе с афинянами. [вернутся]

⁴⁰ Академия - гимнасий, расположенный к северу от Афин.[вернутся]

⁴¹ См. коммент. к § 3. [вернутся]

⁴² Которые подвозили хлеб. [вернутся]

⁴³ Она была предоставлена в силу постановления, внесенного Патроклидом (Андокид, 1, 77 сл.; ср.: Лисий, речь XXV, 27). [вернутся]

⁴⁴ О дальнейших событиях, излагаемых в этой главе, мы имеем также свидетельство современника-Лисия (речь XIII, 5-14): "Через короткое время после того, как были уничтожены наши корабли и основы нашего государственного строя заколебались, в Пирей прибыл лакедемонский флот, и одновременно с этим начались переговоры с лакедемонянами о мире. В то же время стали злоумышлять сторонники государственного переворота; они находили момент наиболее подходящим, полагая, что при создавшихся обстоятельствах легче всего добиться введения того государственного строя, который был им желателен. Единственной преградой для достижения намеченной цели они считали главарей народа, стратегов и таксиархов. Поэтому они старались устранить этих людей тем или иным способом, чтобы облегчить себе достижение желанной цели. Прежде всего они повели кампанию против Клеофонта. Действовали они при этом; следующим образом. Когда собралось первое Народное собрание по вопросу о мире, пред вами выступили ваши послы, прибывшие от лакедемонян с заявлением об условиях, на которых лакедемоняне были готовы заключить мир; они требовали, чтобы была срыта часть Длинных стен - на десять стадий с каждой стороны. Вы, афиняне, не могли тогда даже спокойно слышать о том, чтобы стены были срыты, и Клеофонт, выступив от имени всех вас, ответил лакедемонянам, что ничего подобного вы не допустите. После этого Ферамен, втайне злоумышлявший против нашего народа, выступил с заявлением, что если вы выберете его полномочным послом для ведения переговоров о мире, то он добьется того, что стены не будут срыты и вообще городу не придется претерпеть никакого ущерба. Сверх того он, по его словам, полагал, что ему удастся добиться от лакедемонян для города и еще кое-каких выгод. Вы поверили ему и выбрали его полномочным послом, несмотря на то что в предыдущем году вы не утвердили его, когда он был избран на должность стратега, считая, что он настроен недоброжелательно к демократии. Отправившись в Лакедемон, он пробыл там долгое время, оставив вас осажденными неприятелем: он знал, что весь ваш народ находится в тяжелом положении, лишенный вследствие войны и бедствий большей части предметов первой необходимости, и рассчитывал, что, когда он доведет народ до такого состояния, до какого он его и довел в действительности, - афиняне с радостью примут какие угодно условия мира. Оставшиеся в городе его единомышленники, замыслившие уничтожить демократический строй, привлекли Клеофонта к суду под тем предлогом, что он не явился на свой военный пост; действительной же причиной было то, что он выступил от вашего имени с протестом против того, чтобы стены были срыты. Лица, стремившиеся к введению олигархического строя, добились того, что для него было устроено специальное судилище; здесь они выступили с обвинением против него, и он был присужден к смертной казни, причем предлогом было указанное выше преступление. Затем вернулся из Лакедемона Ферамен. С ним вступили в беседу некоторые из стратегов и таксиархов, в том числе Стромбихид и Дионисодор, и еще несколько граждан, настроенных благожелательно к демократии; как выяснилось впоследствии, они крайне возмущались его поведением; действительно, он принес с собой такой мир, все радости которого мы узнали впоследствии: мы лишились многих добрых граждан, а сами были изгнаны тридцатью правителями. Вместо прежнего требования срыть Длинные стеньг на десять стадий, теперь, по принесенным Фераменом условиям мира, мы должны были совершенно уничтожить стены; вместо обещанных Фераменом "еще кое-каких выгод" мы нашли в этих условиях пункт, по которому мы должны были выдать лакедемонянам корабли и срыть стену вокруг Пирея".

Если принять в соображение, что Лисий хотя и писал свои речи лишь короткое время спустя после описываемых событий, но тем не менее часто искажает правду там, где это выгодно его клиенту (так, он умышленно соединяет воедино первое посольство Ферамена к Лисандру и его поездку в Спарту в качестве полномочного посла), то мы увидим, насколько близок к истине и объективен рассказ Ксенофонта. Имени Клеофонта наш автор не упоминает умышленно, не желая, чтобы оно было увековечено историей. В этом он следует примеру Фукидида, поступившего так же с Клеоном и другими демагогами. [вернутся]

⁴⁵ Это, конечно, вставка позднейшего интерполятора, вдобавок оши- бочная: Селласия находится в самой Лаконии. Как видно из приведенного выше указания Лисия, эфоры требовали от них срытия Длинных стен на 10 стадий с каждой стороны. См. также ниже, § 15. [вернутся]

⁴⁶ Последний находился в это время в Азии. См.: Плутарх, Лисандр, 14: "Так как афиняне оказали сопротивление, Лисандр приплыл со своим флотом назад в Азию". [вернутся]

⁴⁷ Ср.: Исократ, Платейская речь, 31: "Из всех союзников одни лишь фиванцы подали голос за то, чтобы все афиняне были обращены в рабство, а место, на котором стоит город, было превращено навеки в пастбище для скота". По Плутарху (Лисандр, 15), это предложение было внесено фиванцем Эрианфом. Далее Плутарх рассказывает следующее: "Когда после этого военачальники собрались на общую попойку, кто-то из фокейцев запел парод из Еврипидовой "Электры", которая начинается так: "О Электра, дочь Агамемнона, я пришел к твоей деревенской хижине..." Это вызвало у всех слезы, и всем показалось ужасным предать разрушению и уничтожению такой славный город, давший Греции столько выдающихся людей". Эти подробности Эд. Мейер считает историческими (Gesch. d. Alt., IV, 665); во всяком случае, вмешательство в пользу афинян фокейцев, быв- ших исконными врагами фиванцев. (Ср.: Павсании, III, 10: "афиняне помнили о благодеянии, оказанном им некогда фокейцами".) [вернутся]

⁴⁸ Надо думать, что причиной такого великодушия спартанцев была боязнь усиления влияния Беотии в Северной Греции и желание противопоставить ей сильного противника. [вернутся]

⁴⁹ Во время Персидских войн. Точный текст постановления лакедемонского правительства по поводу мира с афинянами приведен у Плутарха (Лисандр, 14): "Постановили лакедемонские власти: вы должны срыть укрепления Пирея и Длинные стены; вы должны удалиться из всех подчиненных вам городов, сохранив только вашу собственную территорию. Выполнив эти условия, вы можете, если вам угодно, получить мир, но вы должны еще принять назад изгнанников. Относительно количества кораблей вы должны поступить согласно нашим указаниям". Диодор (XIV, 3, 2), Аристотель (Афинская полития, 34, 3) и Юстин (V, 8) прибавляют к этим условиям еще требование ввести "исконный", т. е. олигархический строй, но вряд ли это верно. [вернутся]

⁵⁰ Лисий (XII, 71-76) умышленно смешивает описываемое здесь Народное собрание с собранием, состоявшимся в следующем году, на котором было решено выбрать 30 правителей (см. ниже, коммент. к гл. 3, § 2). [вернутся]

⁵¹ Дату вступления Лисандра в Афины дает Плутарх (Лисандр, 15): "16 мунихиона (в конце апреля 404 г. до и. э.), в тот самый день, когда греки в Саламинской битве победили варваров" (при Саламине на'Кипре, в 449 г. до н.э.). [вернутся]

⁵² Как Дионисий стал сиракузским тираном, подробно рассказывает Диодор (XIII, 91-96); он относит это событие уже к 406 г. до н. э. О дальнейших излагаемых здесь исторических фактах Ксенофонт говорит, очевидно, по недосмотру; он уже упоминал о них в кн. I, гл. 5, § 21; см. также коммент. к этому месту. [вернутся]

⁵³ В 404/403 г. до п. э. Далее следует интерполяция. [вернутся]

⁵⁴ Дословно: для составления отцовских законов. "Отцовские законы" - это не только должно означать возвращение к каким-нибудь прежним законам, а просто введение олигархического строя, который, в общем, был, конечно, ближе к отжившим порядкам старины. [вернутся]

⁵⁵ Об этом постановлении, внесенном Драконтидом, рассказывает подробно Лисий (XII, 71-76); приведу его рассказ целиком: "Ферамен допустил созыв Народного собрания не прежде, чем наступил тщательно подготовленный заговорщиками заранее условленный момент. К этому времени он призвал из Самоса Лисандра с его флотом; кроме того и все вражеское войско находилось в Аттике. При таких обстоятельствах и было созвано Народное собрание по вопросу о государственном устройстве, в присутствии Лисандра, Филохара и Мильтиада. При этом заговорщики преследовали ту цель, чтобы ни один оратор не выступил против них и не угрожал им и чтобы вы не могли свободно выбирать полезное для государства, а должны были бы голосовать за все то, что они предложат. На этом собрании выступил Ферамен с предложением вверить управление городом тридцати правителям и принять государственный строй, предложенный Драконтидом. Несмотря на все принятые заговорщиками меры, вы, однако, подняли неодобрительный шум и отказывались последовать их советам: вы знали, что на этом собрании решается вопрос о том, быть ли вам свободными или рабами. Но Ферамен (чему вы сами, судьи, можете быть свидетелями) заявил, что ему мало дела до вашего неудовольствия, так как у него много соучастников из среды афинян, а кроме того, его предложение внесено им с одобрения Лисандра и лакедемонян. После этого выступил Лисандр с длинной речью. Он, между прочим, указал, что вы уже нарушили условия мира (так как истек уже срок, в течение которого афиняне обязались срыть стены (Диодор, XIV, 3)) и что поэтому, если вы не согласитесь на предложения Ферамена, возникнет уже вопрос не о государственном устройстве, а о вашей жизни и свободе. Добрые граждане, присутствовавшие на этом собрании, поняв, что все это подстроено заранее и что выхода уже нет, частью остались в полном безмолвии, а частью удалились; совесть их была чиста, так как они во всяком случае не голосовали за вредное для интересов народа предложение. Лишь немногие из присутствующих - люди низких нравственных качеств и дурного образа мыслей - подняли руку за внесенное Фераменом предложение. Им было объявлено, что они выбрали десять человек из лиц, указанных Фераменом, десять из лиц, предложенных эфорами (так назывались члены состоящего из 5 лиц тайного исполнительного комитета, выбранного олигархическими клубами (Лисий, XII, 43)), и десять из своей среды. Заговорщики настолько были уверены в вашей слабости и так верили в свою силу, что заранее знали все, что произойдет в Народном собрании".

Об этом же собрании рассказывает и Диодор (XIV, 3); но его (точнее, его источника - Эфора) пристрастие к Ферамену приводит к тому, что Ферамен становится у него вождем оппозиции против Лисандра и вводимого им олигархического строя, так что последний даже угрожает его убить! Собрание это состоялось в театре в Мунихии (Лисий, XIII, 32), вероятно, уже в июле 404 г. до н. э. Действительно, с одной стороны, из § 1 мы узнаем, что постановление это было принято "в следующем году" (аттический год начинается 7 июля); с другой стороны, в § 11 Ксепофонт сообщает, что "тридцать правителей были избраны тотчас же по срытии Длинных стен" (в конце апреля; см. гл. 1, § 23). [вернутся]

⁵⁶ Солнечное затмение произошло, по выкладкам нынешних астрономов, 3 сентября 404 г. до н. э. [вернутся]

⁵⁷ Описание событий сицилийской истории, судя по бессвязности изложения, представляет собой, быть может, позднейшую интерполяцию (так думает, напр., Эд. М е и е р, СехсЬ. Д. Ал., V, 84). Подробно эти события излагает Диодор (XIII, 108 ел.). Приведу вкратце содержание его рассказа. После того как Акрагант был разрушен, Гимилькон двинулся на Гелу и осадил ее. На помощь городу пришел Дионисий с 30 000 пехоты, 1000 всадников и 50 военными кораблями. Он имел в виду при помощи сложного маневра взять верх над карфагенянами, но ему не удалось осуществить свой план и он был разбит, потеряв 1600 человек. Дальше бороться не было никакой возможности: ночью Дионисий вывел население из Гелы и смежной Камарины, которая после падения Гелы не могла уже сопротивляться, и уступил эти города карфагенянам. Неудача Дионисия вызвала брожение в войске. Против него выступили всадники, ряды которых состояли из сиракузской аристократии. Они двинулись на Сиракузы и овладели городом; но вскоре город был взят Дионисием, и им пришлось бежать в Этну (а не в Катану, куда их, по Ксенофонту, "отправил" Дионисий). В это же время от Дионисия отпали бывшие в его войске жители Гелы и Камарины и удалились в Леонтины. [вернутся]

⁵⁸ О взятии Самоса рассказывает также Плутарх (Лисандр, 14): "(Лисандр) изгнал всех самосцев и передал город прежним изгнанникам". О судьбе изгнанных мы узнаем из афинской надписи (Inscriptiones Graecae, II, № 1b) (см. выше), где афинское Народное собрание постановляет "похвалить жителей Эфеса и Нотия за то, что они радушно приняли оказавшихся на чужбине самосцев". [вернутся]

⁵⁹ Четыремстам аристократам, изгнанным демократией в 412 г. до н. э. при помощи афинян (Фукидид, VIII, 21). [вернутся]

⁶⁰ См. коммент. к кн. III, гл. 4, § 2. [вернутся]

⁶¹ Гарнизоном этим командовал гармост спартиат Форак (Диодор, XIV,3,5). [вернутся]

⁶² Акротерии - украшения на носу корабля.

Здесь мы имеем дело с позднейшей интерполяцией; Пелопоннесская война продолжалась (если ее считать до этого пункта) не 28,5, а 27,5 лет; такой счет и принят у Фукидида. Ксенофонт, вероятно, считал концом войны свержение олигархии и реставрацию демократии; по крайней мере, он заканчивает на этом пункте вторую книгу, после чего следует хронологический перерыв в 1,5 года (см. коммент. к III, 1,1). При таком счете война продолжалась действительно 28,5 лет. Этот счет, несомненно, лег в основание "Hellenika Oxyrhynchia" (см. Приложение). Действительно, здесь (IV, 1) 395/394 г. до н. э. назван "восьмым годом лакедемонского владычества". Значит, этот счет велся с 402/401 г. до н. э., а счет по годам Пелопоннесской войны заканчивался 403/402 г. до н. э. Отсюда, вероятно, и позаимствовал это исчисление интерполятор, но по небрежности сделал вставку в ненадлежащем месте. (Ed. Meyer. Theopomps Hellenika, с. 62 сл.) [вернутся]

⁶³ По Плутарху (Лисандр, 16), он поручил отвезти добычу в Спарту начальнику сицилийской экспедиции Гилиппу, а сам отправился во Фракию. По Диодору (XIII, 106, 8-9), Гилипп был отправлен с добычей в Спарту еще до взятия Самоса. Эд. Мейер (СехсЬ. а. А1(., 27) полагает, что здесь правы и Ксенофонт и Диодор: в 405 г. до и. э. был послан в Спарту Гилипп с 1500 талантами (Диодор, XIII, 106, 8); в 402/401 г. до н. э. прибыл сам Лисандр с остальными 470 талантами. [вернутся]

⁶⁵ Это произошло в 446 г. до н. э., а тридцатилетнее перемирие было заключено в следующем, 445 г. до н. э. (Фукидид, I, 114). [вернутся]

⁶⁴ В изложении дальнейших событий главнейшим источником служил Диодору (XIV, 4 сл.) наш автор. [вернутся]

⁶⁶ Т. е. промышляют политическими доносами: с одной стороны, получают часть штрафов, а с другой - вымогают деньги угрозами. [вернутся]

⁶⁷ Т. е.аристократам. [вернутся]

⁶⁸ Оба они входили в число 30 правителей (см. выше, § 2). Этот Аристотель во время войны бежал из Афин в лакедемонский лагерь (см. кн. II, гл. 2, § 18). По Аристотелю (Афинская полития, 37), лакедемонский гарнизон был приглашен только после казни Ферамена; но при этом он искажает действительность с целью обелить Ферамена (Ed. Meyer. Gesch. d. Alt., V, 23-24). [вернутся]

⁶⁹ Т. е. демократов. [вернутся]

⁷⁰ См. примеч. 37 к кн. II. [вернутся]

⁷¹ Эта речь Ферамена приведена почти в тех же словах у Аристотеля (Афинская полития, 36, 2). [вернутся]

⁷² Попавшим в список. [вернутся]

⁷³ Афины. [вернутся]

⁷⁴ По Аристотелю (Афинская полития 37) и Диодору (XIV, 5,5), эти казни начались только после смерти Ферамена (ср. коммент. к § 13): "Был казнен Никерат, сын Никия, бывшего стратегом в Сиракузском походе, известный своей человечностью и отзывчивостью ко всем, почти что первый по популярности и богатству из всех греков... Затем правители казнили шестьдесят богатейших неграждан (вероятно, речь идет о метеках, но их было казнено гораздо меньше. См. ниже. - С. Л.) с целью овладеть их деньгами... Убили они и Автолика, победителя во всех видах состязаний". Имена других погибших (Леонта и Антифонта) см. ниже, § 39 и § 40. [вернутся]

⁷⁵ Метеками назывались иностранцы, поселившиеся в Афинах. Они пользовались личной свободой; должны были платить особую подать; были лишены политических прав, права выступать на суде (за них выступал их покровитель - простат) и права владеть домом и недвижимостью. Они занимались главным образом торговлей, ремеслами и ростовщичеством. Метеки были сплошь и рядом очень богатыми людьми. О репрессиях против метеков рассказывает Лисий (в речи XII, написанной против Эратосфена, одного из тридцати правителей - § 6 ел.), бывший сам в числе преследуемых метеков: "Феогнид и Писон на собрании тридцати правителей заявили, что среди метеков есть враги существующего строя. Это будет, заявили они, благовидным предлогом для того, чтобы обогащаться под видом политического возмездия; ведь граждане крайне обеднели, а правительство нуждается в деньгах. Им не трудно было убедить присутствующих: убить человека они считали пустяком, важнее всего для них было приобретение денег. Поэтому было решено арестовать десять метеков, в том числе двух бедняков, для того чтобы у них было оправдание перед другими, что они поступили так не ради денег, а для блага отечества". Далее следует описание возмутительной жестокости, жадности, вероломства и продажности, проявленных при этих арестах. Самому Лисию удалось бежать в Мегары, но брат его Полемарх принужден был исполнить "обычное приказание правителей - выпить цикуту, причем ему не сказали даже, за что его казнят, - что и говорить уже о судебном процессе и возможности оправдаться". [вернутся]

⁷⁶ По Диодору (XIV, 4, 5), причиной вражды правителей к Ферамену было то, что "он угрожал выступить против них во главе тех, кому дорого спасение отечества". [вернутся]

⁷⁷ Они стали, конечно, за оградой собрания. [вернутся]

⁷⁸ Для поддержания порядка в государстве. [вернутся]

⁷⁹ Ср.: Лиси и, XII, 65: "Уже раньше он был главным виновником олигархического переворота; он убедил вас принять государственный строй, при котором во главе правления были поставлены "четыреста". Отец его также содействовал этому перевороту, будучи одним из пробулов; сам же он был выбран правителями на должность стратега, так как считался наиболее ревностным приверженцем нового строя. Однако он был верен правительству только до тех пор, пока он был в почете; когда же он увидел, что Писандр, Каллесхр и другие превзошли его во влиянии и что вы, народ, больше не желаете подчиняться, он из зависти к соперникам и из страха перед вами вступил в заговор Аристократа". Ср. также; Фукидид, VIII, 68, 4, 89 сл. [вернутся]

⁸⁰ Котурн - обувь на высоких каблуках, употребляющаяся охотниками; в ней же выступали артисты. [вернутся]

⁸¹ Я не считаю это место позднейшей интерполяцией (как поступают почти все ученые), так как указание Плутарха (Praec. reip. ger., 32), по моему мнению, - парафраз этого места, если принять конъектуру Lavec'a. [вернутся]

⁸² Т. е. ты достоин смертной казни. [вернутся]

⁸³ При Аргинусах. См. кн. I, гл. 7, § 4 сл. [вернутся]

⁸⁴ Критий был ревностным приверженцем спартанского строя; он даже написал трактат, посвященный спартанскому государственному устройству. [вернутся]

⁸⁵ Заявление Ферамена не соответствует действительности (см. выше, кн. I, гл. 7). Не Ферамен, а сами стратеги ссылались на бурю; не стратеги, а Ферамен выступил первый с обвинением. [вернутся]

⁸⁶ Текст здесь испорчен. Перевожу по смыслу. [вернутся]

⁸⁷ В Фессалию Критий отправился после того, как был изгнан из Афин (см. выше, § 15). [вернутся]

⁸⁸ 811 Пенестами назывались фессалийские крепостные, бывшие в таком же положении, как гелоты в Спарте. [вернутся]

⁸⁹ Леонт Салааминец - начальник афинского флота, подписавший вместе с другими мир, заключенный Никием со спартанцами (Фукидид, V, 19, 24). Затем он активно выступил против "правления четырехсот" (Фукидид, VIII, 73, 3), чем и навлек, вероятно, впоследствии на себя гнев тридцати правителей. Далее он был одним из военачальников в Аргинусском бою (см. выше). Когда в Афинах власть захватили тридцать правителей, он удалился на Саламин. Сократу было приказано правителями привести его из Саламина в Афины на казнь, но он отказался исполнить это противозаконное приказание (Воспоминания о Сократе, IV, 4, 3; Платон, Апология Сократа, р. 32 С). Леонт был тем не менее казнен без суда (АН - докид, О мистериях, 94). [вернутся]

⁹⁰ Никерат - сын Никия, военачальника Сицилийского похода. Ср. выше, коммент. к § 10, и Лисий, XVIII, 6. [вернутся]

⁹¹ Анит - впоследствии прославился как один из обвинителей Сократа. Вместе с Фрасибулом он руководил восстанием против тридцати правителей (Лиси и, XIII, 78); после свержения правителей оба они стали играть руководящую роль в Афинах (Исократ, XVIII, 23). [вернутся]

⁹² Алкивиад - после того как был объявлен изгнанником, был убит Фарнабазом по наущению Лисандра, желавшего угодить Критию (Плутарх, Алкивиад, 38 ел.). Однако Эфор (Диодор, XIV, 11) в кн. XVII своей "Истории" сообщал, что Фарнабаз убил его совсем из других соображений. [вернутся]

⁹³ Когда афинское войско, находившееся на Самосе, стало угрожать "правительству четырехсот" и готово было двинуться на Афины для восстановления демократии, правители устроили укрепление на мысе Ээтионее, господствовавшем над Пиреем, затевая измену. Это укрепление было уничтожено повстанцами с Фераменом во главе (Фукидид, VIII, 90-92). [вернутся]

⁹⁴ Государственное устройство, при котором политические права были бы предоставлены всем тем (и только тем), которые в состоянии на свой счет приобрести себе тяжелое вооружение (такой строй был в это время в соседней Беотии) - действительно было политическим идеалом Ферамена. Под его влиянием такой строй был введен в Афинах в 411 г. до и. э. (Фукидид, VIII, 97, 1); в 404 г. до н. э. он снова добивался, однако безуспешно, введения такого строя (§ 19). [вернутся]

⁹⁵ См. выше, § 23. [вернутся]

⁹⁶ Юноши, вооруженные кинжалами. См. § 23 и § 50. [вернутся]

⁹⁷ Это неверно; Ферамен был вычеркнут из списка на законном основании, так как но "новым законам" политических прав были лишены "все те, которые принимали участие в срытии укрепления на Ээтионее или вообще в чем-либо поступали во вред интересам "правительства четырехсот"" (Аристотель, Афинская полития, 37, 1). Ферамен был, как известно, как раз в числе этих лиц (см. коммент. к § 46). [вернутся]

⁹⁸ Гестия-богиня домашнего очага. [вернутся]

⁹⁹ См. выше, кн. I, гл. 7, § 10. В "правление тридцати" их власть была, по-видимому, значительно расширена. Ср.: Платон, Письмо VII, р. 424: "Во главе государства стоял 51 правитель: "коллегия одиннадцати" в городе, "коллегия десяти" в Пирее (этим двум коллегиям был поручен надзор за рынком и за городскими делами) и тридцать верховных правителей с неограниченными полномочиями". [вернутся]

¹⁰⁰ Т. е. казните его (эвфемизм). [вернутся]

¹⁰¹ Коттаб - веселая игра, которой развлекались на попойках. Игра состояла в том, что вино, находившееся в одной чаше, надлежало выплеснуть в другую, находившуюся на более или менее значительном расстоянии, так, чтобы вино не разбрызгивалось, а влилось в чашу одной струею. Если это было сделано удачно, то раздавался звонкий плеск. При этом играющий произносил имя своего возлюбленного или возлюбленной, которому он и дарил "выигравшую" чашу: это, по поверию, сулило удачу в любви. Этот же эпизод рассказывает Цицерон (Тускуланские беседы, 1,40, 96): "Остаток он выплеснул так, что раздался звонкий плеск. При этом плеске он воскликнул: "За здоровье моего ненаглядного Крития"". [вернутся]

¹⁰² Привожу трогательно-наивный (и, конечно, не соответствующий действительности) рассказ Диодора (XIV, 5, 1-4) о последних минутах жизни Ферамена: "Ферамен мужественно переносил несчастье, так как он усвоил от Сократа глубоко философский взгляд на вещи, но вся остальная толпа сострадала несчастью Ферамена. Однако никто не решился ему помочь, так как со всех сторон его окружала масса вооруженных. Только философ Сократ с двумя из своих учеников подбежал к нему и пытался вырвать его из рук служителей. Ферамен просил его не делать этого. "Конечно, - заметил он, - я глубоко тронут вашей дружбой и мужеством; но для меня самого будет величайшим несчастьем, если я окажусь виновником смерти столь преданных мне людей". Сократ и его ученики, видя, что никто не приходит к ним на помощь и что надменность их торжествующих противников увеличивается, прекратили свою попытку". [вернутся]

¹⁰³ В список трех тысяч. [вернутся]

¹⁰⁴ Об изгнании в Пирей всех, не внесенных в список трех тысяч, сообщает ряд авторов (Аристотель, Афинская полития; Диодор, XIV, 32, 4; Лисий, XIII, 47; XXV, 22; XXVI, 2; XXXI, 8; Исократ, VII, 67; Юстин, V, 9,12). [вернутся]

¹⁰⁵ Ср.: Диодор, XIV, 6: "Лакедемоняне издали постановление, по которому приспешникам тридцати правителей разрешалось арестовывать афинских беглецов во всяком греческом городе. Всякий, кто станет им препятствовать, должен заплатить пять талантов штрафа. Как ни жестоко было это постановление, почти все греческие государства повиновались ему из страха пред могуществом спартанцев. Только аргивяне, ненавидевшие бессердечность лакедемонян, первые сжалились над бесприютными изгнанниками, выразили им сочувствие и дали убежище. Фиванцы же, кроме того, еще и наложили штраф на того, кто допустит, чтобы беглецы были насильно уводимы и не окажет им посильного заступничества". Постановление фиванцев приведено целиком у Плутарха (Лисандр, 27): "Всякий дом и всякий город в Беотии должен быть открыт для нуждающихся афинян. Кто не заступится за насильно уводимого афинского беглеца, должен заплатить талант штрафу. Если кто-нибудь будет провозить через Беотию в Афины оружие для борьбы с тираном, - ни один фиванец не должен ни видеть этого, ни слышать об этом". Внезапная перемена отношения беотийцев к афинянам (ср. выше, гл. 2, § 19) объясняется тем, что в 404 г. до н. э. в Беотии власть перешла в руки более демократической партии, стоявшей в оппозиции к Спарте (см.: С.Я.Лурье. Беотийский союз. С. 36). В Мегарах нашел убежище Лисий (Лисий, XII, 17; см. выше, коммент. к гл. 3, § 21). Кроме этих государств убежище беглецам дали Халкида (Лисий, XXIV, 25: "во время "правления тридцати" ... я бежал вместе с вашим народом в Халкиду") и Ороп (Лисий, XXXI, 9), находившийся под беотийским влиянием. [вернутся]

¹⁰⁶ Во главе повстанцев был, кроме Фрасибула, еще Анит (Лисий, XIII, 78). Ср. коммент. к III, 5, 2. См. выше, гл. 3, § 42. [вернутся]

¹⁰⁷ По Павсанию (I, 38, 3), их было только 60. [вернутся]

¹⁰⁸ Ср.: Диодор, XIV, 32, 1: "Фрасибул, по прозванию Стириец, афинянин по национальности, изгнанный тридцатью правителями, при тайном содействии фиванцев захватил аттическое местечко Филу. Это было очень сильное укрепление, находившееся в 100 стадиях (17 км) от Афин". Фила находилась на большой дороге, ведшей из Фив в Афины.

Неудачное выступление афинян против повстанцев, занявших Филу, почти в тех же словах описывает Диодор (XIV, 32, 2 и ел.); он прибавляет еще сюда анекдот о паническом страхе, якобы охватившем войско тридцати правителей. После неудачи под Филой, как сообщает тот же Диодор (XIV, 32, 5), правители отправили послов к фрасибулу. "Официальным поводом этого посольства были переговоры о каких-то пленных, но втайне правители предлагали фрасибулу расстроить заговор беглецов и за то вступить на место Ферамена в число правителей, причем ему будет предоставлено вернуть в отечество десять изгнанников по своему выбору". Фрасибул ответил категорическим отказом на это предложение. [вернутся]

¹⁰⁹ См. ниже, кн. III, гл. 1, § 4. [вернутся]

¹¹⁰ Афинские граждане делились на 10 фил; соответственно этому и войско делилось на 10 частей. [вернутся]

¹¹¹ По Диодору(XIV,33, 1),их было 1200. [вернутся]

¹¹² По Диодору (XIV, 32,6), это столкновение произошло в Ахарнах. [вернутся]

¹¹³ Гиппарх- начальник конницы. [вернутся]

¹¹⁴ Одеон - общественное здание, куда собирались послушать музыку и декламацию. [вернутся]

¹¹⁵ Подробно описывает эту процедуру Лисий (XIII, 37): "Тридцать правителей сидели на тех местах, на которых обыкновенно сидят пританы. Перед правителями стояло два стола. Камешки бросали не в урны, а их полагалось открыто класть на столе: оправдательные - на первый стол, обвинительные - на второй. При таком способе голосования мог ли ктолибо быть оправданным?" [вернутся]

¹¹⁶ Мунихия - холм на восточной стороне того мыса, на котором находится Пирей. [вернутся]

¹¹⁷ Гипподамов рынок - рынок, построенный по новой системе архитектором Гипподамом Милетским, современником Перикла. [вернутся]

¹¹⁸ Бендидий - храм фракийской богини Артемиды Бендиды. [вернутся]

¹¹⁹ Несмотря на то что оружие у них было отобрано. См. гл. 3, § 20. [вернутся]

¹²⁰ См.выше, & 2 и 3 [вернутся]

¹²¹ См. выше, § 6. [вернутся]

¹²² Пэан - искупительная песнь, своего рода призыв к Аполлону-Искупителю, исполнявшаяся и в честь победы, и во время битвы. В последнем случае - распевный речитатив, служивший пробуждению воинского духа и обретению покровительства демонов-керов. Бог кровопролития Эниалий призывался криком: "А-ля-ля!" (Р.С.) [вернутся]

¹²³ См. коммент. к гл. 3, § 54. [вернутся]

¹²⁴ Дядя философа Платона. [вернутся]

¹²⁵ Об элевсинских мистериях см. выше, коммент. к кн. I, гл. 4, § 20. Глашатай мистов-очень почетная должность, которую могли занимать только члены старинного рода Евмолпидов. [вернутся]

¹²⁶ Всего было убито правителями 1500 граждан (Аристотель, Афинская полития, 35, 4; Исократ, ХП, 67; ХХ, 11; Эсхин, III, 23, 5). [вернутся]

¹²⁷ Имеется в виду последняя часть Пелопоннесской - Декелейская война, которая велась непрерывно с 414 до 405 г. до н. э. [вернутся]

¹²⁸ Т. е. соратникам Фрасибула. [вернутся]

¹²⁹ Каждый из них назывался декадухом (Гарпократион, 5. V. Зеха). О характере правления декадухов рассказывает Диодор (XIV, 33, 5): "Граждане, находившиеся в Афинах, лишили власти тридцать правителей и изгнали их из города; вместо них они избрали десять человек с неограниченными полномочиями для изыскания способа прекращения войны и примирения с противниками. Но, захватив власть, последние и не думали делать того, для чего они были избраны, стали сами тиранами и призвали из Лакедемона войско из 40 кораблей и 1000 солдат с Лисандром во главе". Еще определеннее говорит о них Лисий (XII, 54 ел.): "Они изгнали тридцать правителей, исключая Фидона и Эратосфена, и выбрали правителями их злейших врагов, ожидая, что они будут относиться со справедливой ненавистью к тридцати правителям и с симпатией к находившимся в Пирее гражданам. Однако те самые... которых считали злейшими врагами Харакла, Крития и всей их компании, оказавшись сами во главе правления, только раздули среди горожан еще большую вражду к пирейским изгнанникам. Этим они явно обнаружили, что боролись они не за пирейских изгнанников и не за убитых без вины, что им было мало дела до совершенных уже правителями казней и до тех казней, которые они могли совершить еще в будущем... Нет, их удручало то, что были люди, имевшие большую власть и быстрее обогащающиеся, чем они сами". По-видимому, декадухи принадлежали к умеренно-олигархической партии, одинаково враждебной и к демократам и к тиранам. Нет основания обвинять их в беззакониях: по. возвращении изгнанников они представили отчет о своей деятельности междупартийной комиссии, и он был утвержден (Юстин, V, 10, 7; Непот, Биография Фрасибула, 3, 1). Поэтому они не упомянуты (см. ниже, § 38) в числе лиц, на которых амнистия не распространяется (см. коммент. к § 43). Аристотелю, как полагает Эд. Мейер (Gesch. d. Alt., V, 40), должно было казаться странным, что эти десять лиц, с одной стороны, боролись с демократами в Пирее и казнили крайних демократов, обнаруженных в городе; с другой - в их среде были столь симпатичные этому ученому люди, как Ринон и Фаилл, и отчет, представленный ими, был утвержден народом. Поэтому он и сделал (Афинская полития, 38) несоответствующее действительности допущение, что выбранная после свержения тридцати правителей "коллегия десяти" была вскоре лишена полномочий, так как она правила в духе своих предшественников и была заменена другой такой же коллегией, уже лояльной и либеральной. [вернутся]

¹³⁰ Всадники не всегда носили щиты; но в данном случае они должны были быть готовы выступить и как всадники, и как гоплиты. [вернутся]

¹³¹ См. коммент. к кн. I, гл. 2, § 10. [вернутся]

¹³² Эксонейцы - жители прибрежного аттического дема Эксоны. [вернутся]

¹³³ По Диодору (XIV, 32, 6), тридцать правителей отправили своих Послов еще до смерти Крития; Аристотель (Афинская полития, 37, 2) смешивает это посольство с посольством, призвавшим Каллибия (см. выше, гл. 3, § 13). [вернутся]

¹³⁴ Об этом посольстве подробно рассказывает Лисий (XII, 58): "Фидон (один из десяти правителей), отправившись в Лакедемон, стал убеждать лакедемонян идти походом на Афины, ложно утверждая, что иначе город попадает в руки беотийцев, и приводя другие доводы, которые он считал наиболее убедительными для них. Однако ему не удалось добиться этого - потому ли, что жертвоприношения не давали благоприятных предзнаменований, или просто потому, что лакедемоняне не желали вмешиваться. Зато ему удалось получить ссуду в сто талантов для найма охотников и согласие на то, чтобы во главе этого наемного войска стал Лисандр, благосклонно относившийся к олигархии". Призванное войско состояло из 1000 воинов и 40 кораблей (см. коммент. к § 23). [вернутся]

¹³⁵ О том, как эти деньги были впоследствии возвращены лакедемоня- нам, рассказывает Демосфен (XX, 11-12): "Когда граждане примирились между собой и был водворен прочный порядок в государстве, лакедемоняне прислали послов с требованием возврата денег. Произошел спор: одни говорили, что эти деньги должны вернуть те, кто их занимал, т. е. партия, в руках которой был город; другие же полагали, что надо выплатить эти деньги из общих - казенных - сумм, дабы это было первым проявлением общего согласия. И народ, как говорят, склонился на сторону того, чтобы внести эти деньги из казенных сумм, и таким образом согласился участвовать в этом расходе, чтобы ничем не расстраивать установившейся солидарности". Ср. также: Исократ, VII, 68. [вернутся]

¹³⁶ Это было не гражданское ополчение, а наемное войско. [вернутся]

¹³⁷ Другие писатели объясняют поведение Павсания мотивами гуманности. Так, Юстин (V, 10) говорит, что Павсанием руководило сострадание к изгнанникам и ему хотелось вернуть их на родину. Периэгет Павсаний (III, 5, 2) говорит, что "он не желал, усиливая тираническую власть безбожных людей, покрыть Спарту несмываемым позором". Диодор (XIV, 33, 6) контаминирует обе причины: "Лакедемонский царь Павсаний, с одной стороны, завидовал Лисандру, с другой - видел, что Спарта приобретает печальную репутацию у греков". [вернутся]

¹³⁸ Т. е. большинство, так как всего эфоров было пять. См. коммент. к кн. I, гл. 2, § 1. [вернутся]

¹³⁹ Галипед - прибрежная низменность между Пиреем и Афинами. [вернутся]

¹⁴⁰ Все лакедемонское войско делилось на шесть мор; численность каж- дой моры не была постоянной. [вернутся]

¹⁴¹ Часть Пирейской гавани; точное положение ее неизвестно. [вернутся]

¹⁴² В сражении участвовали только две моры (§ 31), следовательно, и только два полемарха, так как во главе каждой моры стоял полемарх (см. ниже, коммент. к VI, 4, 12). [вернутся]

¹⁴³ Керамик - северо-западная часть Афин. [вернутся]

¹⁴⁴ Дем Галы Эксонидские находился на Галипеде (см. выше). [вернутся]

¹⁴⁵ Бывшей в меньшинстве. См. § 36. [вернутся]

¹⁴⁶ В Спарте часто упоминается Народное собрание - экклесия. В экклесии могли принимать участие все спартиаты; с другой стороны, наш автор (III, 3, 8) упоминает малую экклесию, в которой, вероятно, принимали участие только "гомеи" (равноправные, см. ниже, коммент. к кн. III, гл. 3, § 5), да и из них, вероятно, только достигшие определенного возраста. Так думают Schömann - Lipsius (Griech. Altertümer, 240). Кто назывались экклетами - члены большой или малой экклесии, - при современном состоянии наших знаний решить невозможно. [вернутся]

¹⁴⁷ Текст испорчен. Перевожу по смыслу. [вернутся]

¹⁴⁸ Имеется в виду закон Солона "о вреде, причиненном четвероногими", по которому полагалось "кусающуюся собаку выдать пострадавшему, посадив ее на цепь длиной в четыре фута" (Плутарх, Солон, 24). [вернутся]

¹⁴⁹ Возвращение пирейских изгнанников произошло 12 боэдромия (4 октября) 403 г. до н. э. [вернутся]

¹⁵⁰ На третий год (Аристотель, Афинская полития, 40). [вернутся]

¹⁵¹ Этому закону впоследствии (Плутарх, Цицерон, 42; Геродиан, V, 4, 18) было дано столь распространное теперь название - амнистия, т. е. "забвение" ("oblivio" - Непот, Биография фрасибула, 3, 2). Формула клятвы сохранилась у Андокида (О мистериях, 90): "Я не буду помнить зла и мстить никому из граждан, кроме тридцати правителей и "коллегии одиннадцати"; из последних я не буду мстить тем, кто согласится дать ответ в своей деятельности во время власти". [вернутся]

"Греческая история". Книги: [I], [II], [III], [IV], [V], [VI], [VII]. [Приложение].

<<<назад