Библиотека

ты высмеять меня в своем похвальном слове?
- Я собираюсь говорить правду, да не знаю, позволишь ли.
- Правду, - ответил Сократ, - я не только позволю, но и велю говорить.
Речь Алкивиада: панегирик Сократу
-
Ну что ж, не
премину, -
сказал Алкивиад.
- А ты поступай вот как.
Едва только я скажу неправду, перебей
меня, если захочешь, и заяви, что тут
я
соврал, - умышленно врать я не стану. Но если
я буду говорить
несвязно,
как подскажет память, не удивляйся. Не так-то легко
перечислить
по порядку
все твои странности, да еще в таком состоянии.
Хвалить же, друзья мои, Сократа я попытаюсь путем сравнений. Он, верно,
подумает, что я хочу посмеяться над ним, но к сравнениям я намерен прибегать
ради истины, а совсем не для смеха.
Более
всего,
по-моему,
он
похож
на
тех
силенов, какие
бывают
в
мастерских ваятелей и которых художники изображают с какой-нибудь дудкой или
флейтой в
руках. Если раскрыть такого силена, то внутри
у него оказываются
изваяния богов. Так вот, Сократ похож,
по-моему,
на сатира Марсия.
Что ты
сходен
с
силенами внешне, Сократ,
этого
ты,
пожалуй, и сам
не
станешь
оспаривать. А что ты похож на них и в остальном, об этом послушай. Скажи, ты
дерзкий человек или нет? Если ты не ответишь утвердительно, у
меня найдутся
свидетели.
Далее,
разве
ты
не
флейтист?
Флейтист, и
притом куда более
достойный
удивления,
чем Марсий. Тот завораживал людей силой
своих уст, с
помощью инструмента, как,
впрочем, и ныне еще любой, кто играет его напевы.
Те, которые играл Олимп,
я, кстати сказать, тоже приписываю Марсию, как его
учителю.
Так вот, только напевы Марсия, играет
ли их хороший
флейтист или
плохая флейтистка, одинаково
увлекают
слушателей и, благодаря тому что они
сами божественны,
обнаруживают тех,
кто испытывает
потребность в богах
и
таинствах. Ты же
ничем не отличаешься от Марсия, только
достигаешь того же
самого без всяких инструментов, одними речами.
Когда мы, например,
слушаем
речь
какого-нибудь другого оратора, даже очень хорошего, это никого из нас,
правду
сказать, не волнует. А слушая тебя или твои речи в
чужом, хотя бы и
очень
плохом,
пересказе,
все
мы,
мужчины,
и женщины, и
юноши,
бываем
потрясены и увлечены.
{30}
Что касается
меня,
друзья, то
я,
если
бы
не боялся показаться вам
совсем
пьяным,
под клятвой рассказал бы вам, что я испытывал, да и
теперь
еще испытываю, от его речей.
Когда я
слушаю
его,
сердце
у
меня
бьется
гораздо
сильнее, чем у беснующихся корибантов, а из глаз моих
от его речей
льются слезы;
то же самое, как
я вижу,
происходит и со
многими
другими.
Слушая
Перикла
и других превосходных ораторов,
я находил,
что они хорошо
говорят,
но ничего подобного
не испытывал,
душа у
меня
не
приходила
в
смятение, негодуя на рабскую мою жизнь. А этот Марсий приводил
меня часто в
такое состояние,
что мне казалось -
нельзя больше жить так, как я
живу. И
ты,
Сократ, не скажешь, что это неправда. Да
я и сейчас
отлично знаю, что
стоит
лишь мне
начать
его слушать, как я не выдержу
и
впаду
в такое же
состояние. Ведь он заставит
меня признать, что при всех моих недостатках
я
пренебрегаю
самим
собою
и занимаюсь делами
афинян. Поэтому я
нарочно не
слушаю
его и пускаюсь
от
него,
как
от сирен,
наутек, иначе я до
самой
старости не
отойду от него. И только перед ним одним испытываю
я
то, чего
вот уж
никто бы
за мною
не заподозрил, -
чувство стыда. Я стыжусь только
его, ибо сознаю, что ничем не могу опровергнуть его наставлений, а стоит мне
покинуть его, соблазняюсь почестями, которые оказывает
мне большинство. Да,
да,
я пускаюсь
от
него наутек, удираю, а когда вижу ..далее